тебя вполне устраивают. Ты ведь никогда не показывала мне, что тебя что-то напрягает.
Лена молча смотрела на меня. Что-либо отвечать она явно не считала нужным. Если умный — сам все поймешь, ну а если дурак, значит, не судьба.
— Выходи за меня замуж, — улыбнулся я и притянул ее к себе. — Я хочу, чтобы ты стала хозяйкой в моем доме. Как тебе такое предложение?
— Прежде чем ответить, я должна тебе кое-что рассказать, — Лена смотрела мимо меня на присыпанные снегом деревья за окном, — К началу наших отношений меня подтолкнули люди Берии. Мне прозрачно намекнули, что рядом с тобой должен находиться проверенный человек, способный вовремя доложить кому следует о любых опасных поворотах в твоем поведении. Отказать им я не смогла… Ты все еще готов повторить свое предложение?
— Не будем поминать всуе товарища Берию. Он просто делает свою работу, как умеет и как он сам ее понимает. Я тебя люблю и еще раз предлагаю тебе стать моей женой. Скажи мне, тогда, в первый раз, ты сама этого хотела?
— Да. Я на тебя еще в Уманском котле обратила внимание. Ты казался необычным, и мне стало интересно. Правда, тогда я со всеми мужчинами предпочитала держать дистанцию. Был у меня крайне неприятный опыт, заставивший быстро повзрослеть и в каждом мужике видеть потенциальную скотину, даже если с виду в нем все замечательно. А тут… В общем, мне про себя все стало ясно, когда я поняла, что не могу уйти с колонной генерала Музыченко и оставить тебя с горсткой бойцов прикрывать наш отход. Но забыть давнюю обиду я все равно тогда была еще не готова. А потом был Днепр, и мне показалось, что я тебя уже никогда не увижу. В общем, когда меня взяли в оборот следователи НКВД, я даже почувствовала какое-то облегчение. Представляешь, ведь теперь оказалось — в глазах Лены вспыхнули веселые огоньки, — что я не просто дура влюбленная, пытающаяся запретный плод сожрать вопреки здравому смыслу, а делаю полезное для Родины дело! Ну а дальше ты сам все знаешь.
— Ну, раз так, то в чем же все-таки проблема?
— Теперь уже ни в чем.
— И?
— Я согласна, но с одним условием. Сейчас мы просто распишемся, а свадьба — после победы.
— Как скажешь. И, кажется, я уже знаю, кого позову свидетелем на регистрацию брака.
* * *
Обещанных двух дней отдыха мне так и не дали. Рано утром я был безжалостно поднят телефонным звонком и вызван в генштаб. Шапошников встретил меня в приподнятом настроении.
— Поздравляю, Петр Иванович, — улыбнулся маршал в ответ на мое приветствие, — Рад, что именно я первым сообщаю вам эту новость. Думаю, она стоит потери заслуженного отпуска. Генерал Гёпнер прислал парламентеров. Немцы в Московском котле приняли наши условия. Вы немедленно выезжаете к товарищу Жукову в качестве представителя генштаба. Будете вместе с Георгием Константиновичем принимать капитуляцию группы армий «Центр». Все же идея с бомбой для Гота и ультиматумом для Гёпнера была именно вашей, как, впрочем, и ее воплощение, так что вы честно заслужили это право.
— Спасибо, Борис Михайлович, эта новость действительно дорогого стоит. Сколько войск мы сможем перебросить под Ленинград в результате ликвидации Московского котла?
— Думаю, не меньше полнокровной армии. Потребуется, конечно, какое-то время на пополнение и переброску частей, но за пару недель мы этот вопрос решим. На Волховский фронт, который будет наносить главный удар в направлении Любани[9], в качестве представителя Ставки отправится товарищ Жуков.
— Борис Михайлович, я могу ознакомиться с планом операции?
— Не просто можете, — усмехнулся маршал, — вы обязаны это сделать. Ставка решила привлечь вас к доработке плана с учетом открывшихся возможностей. Готовьтесь, товарищ генерал-майор. Как только вы вернетесь в Москву, я бы хотел услышать ваши соображения по использованию в операции частей, оснащенных разработанными вами новыми видами оружия.
* * *
Гёпнер держался с достоинством, насколько это было возможно в ситуации, в которой он оказался. Жуков старался быть корректным, хотя скрывать свое удовлетворение происходящим он нужным не считал. В общем, формальности соблюдались тщательно, Гёпнер лично передал Георгию Константиновичу свой «люгер», и договаривающиеся стороны поставили подписи на документе о капитуляции немецких войск в Московском котле.
Немецкого командующего препроводили в автобус вместе с другими генералами его штаба, а Жуков повернулся ко мне.
— Не составите мне компанию на пути в Москву, генерал-майор? — неожиданно предложил он, сделав приглашающий жест в сторону своего автомобиля.
Ездил генерал армии на мощном и удобном вездеходе «Хорьх», одном из автомобилей немецкого посольства, так и оставшихся в гараже после вывоза его сотрудников в Кострому.
— С удовольствием, — кивнул я. Отказываться в таких случаях не принято, да и интересно мне стало, о чем хочет со мной поговорить один из лучших генералов Сталина.
— Гадаете, о чем пойдет речь? — усмехнулся Жуков, когда автомобиль тронулся с места и плавно набрал скорость, покачиваясь на заснеженной дороге.
— Вероятно, о предстоящей операции по прорыву блокады Ленинграда, — предположил я, удобнее устраиваясь на заднем сиденье.
— Не только, хотя и об этом тоже. Для начала хочу сказать вам спасибо за Гёпнера. Я знаю, что меня считают жестким командующим, способным хладнокровно посылать тысячи бойцов на смерть. Те, кто так говорят, безусловно, правы. Настоящий полководец другим быть не может. Да, я могу отдать приказ, который будет означать неизбежную гибель дивизии или даже корпуса, но только в том случае, если это даст возможность победить или избежать поражения армии или фронту. А бессмысленные потери приводят меня в бешенство. Во многом, именно этим я обязан слухам о своем тяжелом характере. Сколько раз я требовал не брать укрепленные пункты в лоб, а применять обходы? Немцы под угрозой окружения оставят позиции сами. Так ведь не доходит! Ни с первого, ни с десятого раза до некоторых не доходит!
Жуков замолчал, глядя на мелькающие за окном засыпанные снегом просторы.
— Ладно, я отвлекся, — уже другим голосом продолжил Жуков, — Вернемся к Гёпнеру. Мы ведь, товарищ Нагулин, уже вовсю вели подготовку к операции по силовой ликвидации Московского котла. Эти замерзающие немцы, как магнит притягивали наши силы, а каждый день промедления давал Гитлеру дополнительные возможности для укрепления обороны в центре и на севере, под Ленинградом. Мы предлагали им сдаться не раз и не два. Ноль! Никакой реакции. В котле сидели два генерала в равных званиях, причем Гот был явно более упертым и верил всем обещаниям Гитлера. Глядя на него, не мог ничего сделать и Гёпнер. В общем, предполагалось рассечь котел на
