Нужно что-нибудь тяпнуть перед выходом на сцену! Выпью-ка я водки с тоником… и еще…
Теперь в моих жестких загулах и пьянках появился еще и порошок. Странно, но я не помню, где мы были, когда я впервые попробовал, или кто меня угостил, но ощущения незабываемые. Это была любовь с первого вдоха.
О, боже! Это же настоящий рай!
Я впадал в эйфорию и тут же становился сильным и могущественным. А еще невероятно хитрожопым. Находил ответ на любой вопрос и считал своим долгом поделиться эмоциями с окружающими.
Это была ангельская пыль. После двадцатого стакана алкоголь вгонял в депрессию. Но стоило употребить, и я тут же становился бодрым и уверенным в себе. Я мог пить больше, а потом и больше употреблять. Отлично!
Стоило начать, и остановиться уже было невозможно:
Еще!
Еще!
Еще!
Однажды вечером я сидел с роуди Priest на кровати в номере своего отеля и балдел, пока не не наступил рассвет. Я рассказывал об отце и сокрушался, что никогда не говорил, как сильно его люблю, и жаль, что не сказал.
«Почему бы тебе ему не позвонить? – спросил техник. – Скажи ему прямо сейчас!»
Это явно была глупая идея, но под кайфом я решил, что идея отличная. К сожалению, я был слишком обдолбан, чтобы взять в руки телефон, поэтому наш техник открыл мою адресную книгу и позвонил отцу в офис.
«Здравствуйте! Роб хочет сказать вам, что любит вас!» – сказал он, когда папа взял трубку. Техник передал телефон мне.
– Привет, пап! Ты в порядке? Да, я в Америке! – я нес какую-то белиберду. – На гастролях! С Priest, Judas Priest! Да! Эм, я люблю тебя! Знаю, что никогда не говорю тебе этого, но я правда тебя очень люблю! Тебя и маму! Да! Понимаешь меня?
– Роб? Роб? – услышал я голос отца. – Что происходит? Ты в порядке, сынок?
Даже вусмерть пьяный, я слышал, что он расстроен Бля! Что я творю? Я запаниковал.
– Прасти, мнепарапап! Люблю тебя! – выпалил я и с грохотом опустил трубку. Наверное, папа от такого звонка обалдел. И как истинные уолсолловцы, мы с ним никогда больше не упоминали об этом разговоре.
Не хотелось после концерта оставаться одному в отеле. Мне нужна была компания, мужская компания, но это было запрещено: запретный плод, который я не осмеливался сорвать.
Все навалилось. Годы воздержания, страх признать себя настоящего. Ужасная пытка и муки гея, который является лицом настоящей мужской группы в мире мачо. Разочарование после отношений с Дэвидом, ради которого я переехал на другой конец света. Я был вымотан и чувствовал, что нервы сдают – мне казалось, это уже чересчур.
Сегодня я не сомневаюсь, что в том туре меня посещали мысли о самоубийстве… но у меня был камень, наковальня, которая не давала развалиться на части. И, как всегда, спасала музыка и Judas Priest.
Как только я выходил на сцену, по-прежнему считал – знал, – что все остальное не имеет значения. Проблемы начинались, когда я уходил со сцены…
Сексуальная неудовлетворенность становилась совершенно невыносимой. Я знал, что никогда не осмелюсь даже подумать о том, чтобы сорвать маску, признаться, но использовал все больше возможностей удовлетворить сексуальный аппетит. И подвергал себя все большему риску быть разоблаченным.
После шоу в Сан-Антонио мы всю ночь ехали в Остин, и ранним утром наш автобус заехал на заправку, где останавливались дальнобойщики, – в придорожное кафе. Я, как обычно, сразу же направился в туалет. Как только я вошел, увидел в кабинке посередине чьи-то ноги под дверью. Зашел в соседнюю и запер дверь.
ТОП-ТОП-ТОП!
Я еще даже сесть не успел, как эта нетерпеливая нога начала дергаться. Я снова топнул. И через пять секунд мы начали свой одинокий танец под техасским ночным небом.
Нет, дырки в стене не было, но с одной стороны было расстояние между перегородкой. Парень просунул руку и спустил мне. Давненько у меня этого не было, поэтому давайте просто скажем, что долго ему дрочить не пришлось. Затем я сам протянул руку и сделал то же самое ему.
Мы не сказали ни слова. Ясное дело.
Как только он кончил, я открыл дверь и пошел мыть руки. Согласно этикету, второй парень должен ждать в кабинке, пока я не выйду… Но ждать он не стал.
Я услышал, как за спиной открывается дверь его кабинки, но не поднял голову и продолжал мыть руки. Человеческую природу не обманешь, и я не удержался и взглянул в отражение, чтобы увидеть его лицо. Это был молодой парень, и он, разинув рот, пристально смотрел на меня.
Он с ног до головы был в атрибутике Judas Priest.
Ох, как неловко! Что же ему сказать?
Выходя из уборной, я подмигнул ему «Увидимся в следующем туре!» – сказал я, залез в гастрольный автобус и в ночь направился в город Остин.
После того как я годами жил в свете софитов, а сексуальную жизнь держал в тени и был вынужден украдкой искать низкий и подлый выход эмоциям и чувствам, я разваливался на части. Чрезмерное количество алкоголя снимало всякие запреты. Я слетел с катушек.
Время от времени после концертов я тайно захаживал в гей-бары и бани, несмотря на риск быть преданным гласности. Без внимания это не осталось. Наш менеджер отвел меня в сторону и велел воздержаться от походов в злачные места, сказав, какой вред они могут нанести Priest, если вдруг об этом станет известно.
Разговор прошел вежливо и с благими намерениями – слово «гей» даже не упоминалось, – но смысл был чрезвычайно понятен. Можно пересказать в нескольких предложениях:
Ты – гей.
Мы в курсе.
Но не забывай, что ты поешь в известной на весь мир метал-группе.
А это мир настоящих мачо.
Фанаты тяжелой музыки толерантностью не отличаются.
БУДЬ ОСТОРОЖЕН!
Я понял, зачем он мне это сказал… Но все же негодовал. Я знал, что у них был пунктик, как «защитить» репутацию группы, но все же, разменяв четвертый десяток, был не в восторге от лекций о том, что мне следует и не следует делать. Я, блядь, им не мальчик.
Поэтому в полной мере продолжил делать то, что хотел.
Доехав до Канады, мы отыграли шоу на Stampede Corral в Калгари. Там еще ежегодно проходили родео, а также это был тренировочный центр для начинающих ковбоев.
После концерта я в одиночку нажрался в баре отеля «Хаятт», голова закружилась и глаза начали охоту. Я был в настоящем раю для геев.
Ковбои! Куда ни глянь – везде ковбои!
Я встретился взглядом с одним из очень симпатичных крепких парней – на нем были шляпа, ковбойская рубашка, джинсы и ботинки со шпорами. Огромная пряжка на ремне аппетитно подчеркивала выпирающее достоинство. Мы начали болтать: он – о родео, а я – о металле.
