жгут, догадалась Таня и едва заметно покачала головой. Господи, горшок-то, в чем провинился? Выставляя на столик лакомства, девушка украдкой наблюдала за князем. Тот безмолвно тянул из цилиндра записку за запиской. Разворачивал, читал и сразу же бросал прямо в трепещущие языки пламени. Бумага мгновенно сворачивалась под натиском температуры и разлеталась по ветру серым пеплом. Интересно, для чего все это? Должно быть, подобно большинству ритуалов тетушки-знахарки, барская игра окончилась изгнанием дурных помыслов и посрамлением всяческого зла. Оно и правильно! Забавы забавами, но не следует забывать про силу слов. Тем более написанных.
Горничная перевела взгляд на Ивана Карловича, которого про себя теперь называла просто Ваней. Ваня ответил озорным подмигиванием, стало быть, она хорошо исполнила свою роль. Все шло по его задумке.
Не далее сегодняшнего утра Татьяна размышляла о том, какая интересная штука жизнь. А к этой минуте оказалось, что бывает еще интересней! Господин Фальк ей это с легкостью доказал. Что за удивительный человек. Таня знала его все пару дней. За это время он успел ей сначала понравиться, потом решительно разонравиться, а затем снова понравиться!
Случилось это сегодня, ближе к обеду.
Когда доктор, наконец, закончил колдовать над раненым дролечкой и покинул старую баню, бормоча что-то про чудовищную усталость и потребность в стопке-другой коньяку, откуда ни возьмись, появился Фальк и сказал нечто такое, отчего голова пошла кругом.
В нескольких коротких, но чрезвычайно емких выражениях, он пояснил, что нарочно рассек Тимофею Никифоровичу какую-то важную мышцу. Дескать, сделал это по двум причинам. Первая, согласно достигнутому соглашению, останется между фехтовальщиками, вторая – намерение спасти им обоим жизнь.
Конечно, сперва Татьяна ему не поверила. Да и кто бы в такое поверил! Однако Иван Карлович, в тот момент еще не ставший для нее "Ваней", был крайне убедителен. По его словам выходило, что его сиятельство князь Дмитрий Афанасьевич Арсентьев, будучи душегубцем, прогнившим насквозь, замыслил умертвить Тимошеньку на арене «Колоссеи» прямо на глазах гостей и домочадцев. Причем самолично!
Чем больше девушка слушала взволнованные речи столичного офицера, тем отчетливей понимала, что все это очень похоже на правду. Страшную до мелкой дрожи в коленях. Вмиг вспомнились слухи о кровавых драках между крестьянами, затеваемых по воле барина, про все эти игры с заряженными пистолями и прочие зверства, чиня и наблюдая которые, по мнению Фалька, Дмитрий Афанасьевич вспоминал, что жизнь – величина конечная и оттого заслуживающая ежеминутного ею наслаждения.
Стойте! Да ведь злющий помещик сам давеча заливался об этом соловьем, когда беседовал с фехтмейстером наедине в своем кабинете. Ну, или почти наедине…
Тут-то и исчезли у нее последние сомнения! Дроля какое-то время еще упрямился, но больше для виду. Не в главном, а в мелочах. Спрашивал, например, откуда штаб-ротмистр взял, что барин желает непременно сам сразиться с ним на арене?
Оказалось, у Вани (да-да, теперь именно у "Вани") был ответ и на это. Мол, князь пал жертвой некого испорченного краснобая – преподавателя истории по фамилии Мостовой, который своими рассказами о гладиаторских сражениях в древнем Риме совершенно помутил рассудок его сиятельства. И без того не особенно крепкий. Противный толстяк поведал Арсентьеву об императоре Коммоде, который слыл известнейшим покровителем жестоких игрищ и даже сам принимал в них участие.
Если хорошенько задуматься и допустить, что все наветы дворни о помещике – правда, выходило, что Ваня прав. Что там болтали девки на реке во время стирки? Рассказывали, будто барин без причины швырнул поленом прямо в голову дворнику Фоме, а незадолго до того, на Успение, он сутки продержал молодого конюха в колодце из-за какой-то безделицы. Беднягу потом еле выходили.
– Я понимал, к чему приведут все эти занятия со шпагой. Но, признаться, полагал, что сражаться придется с вами, господин штаб-ротмистр, – вздохнул егерь.
– Нет, Ефимов. Боюсь, что нашему "Кесарю" давно уже грезился венок победителя в настоящем гладиаторском сражении. Зарезал бы он вас. Подучил немного, что бы действо смотрелось зрелищней, а победа не выглядела столь очевидной, и зарезал. Это наверно, что так. Теперь, конечно, Дмитрий Афанасьевич ничего подобного предпринимать не станет, поскольку клинка вам пока не удержать, а сие делает самою идею поединка не интересной и даже скучной. Разумеется, тиран отыщет способ отомстить и извести вас как-нибудь иначе. Притом не менее, а может, того более эффектно. И вряд ли ему понадобится на это особенно много времени. Полагаю, нет нужды объяснять, что и участь мадемуазель Татьяны не останется столь же завидной, как сейчас. Достаточно поразмыслить как поступают с приманкой, которая стала вдруг не нужна. Посему, милые мои, предлагаю вам вот что…
И Иван Карлович изложил план побега. Сухо. Деловито. С арифметической точностью.
Дроля слушал нахмурившись. На сей раз он не проронил ни единого слова, не задал ни одного уточняющего вопроса. А когда господин учитель фехтования закончил, наконец, говорить, пробормотал:
– Толково. Не знаю, правы ли вы, ваше благородие, насчет князя. Но побег… это да. Я и сам хотел.
– Эх, Ефимов-Ефимов, – грустно улыбнулся Фальк и покосился на забинтованную руку собеседника. – Коль хотели бежать, чего не бежали? Глядишь, мне не пришлось бы все это делать.
Молодой человек хлопнул в ладоши.
– Ладно, стало быть, действуем сообразно распределенным ролям. Давайте-ка повторим. Вы, Тимофей, собираете весь свой охотничий скарб и ждете нас здесь до наступления темноты. Проверьте свое ружье, оно может вам пригодиться. Убедитесь, что порох не отсырел. На Татьяну возлагается обязанность реквизировать с кухни необходимый запас провианта. Помните, только самое необходимое. Сухари, сало, сушеные яблоки. Не берите с собой ничего, что обременит вас в дороге. Не на пикник идете, в чащобы. Я обеспечу вам беспрепятственный выход из усадьбы, а после постараюсь не допустить погони. В крайнем случае, пущу ищеек по ложному следу.
– Благодарствуем, ваш бродь.
– Храни Вас Господь, барин. Как нам вас отблагодарить?
– Пустое, – Иван Карлович на минуту задумался. – Хотя, нет. Пожалуй, можете и отблагодарить. Таня, сегодня вечером все соберутся на веранде и будут играть в записки. Попробуйте подтолкнуть кого-нибудь из присутствующих завести разговор о нашем с Тимофеем Никифоровичем "нечаянном инциденте". Не знаю, как, но обязательно попытайтесь.
– Для чего это? – немедленно насупился Ефимов.
– К сожалению, я не смогу удовлетворить ваше любопытство. Однако поверьте, что все это имеет для меня огромное значение. Боюсь, что придется просить вас оказать мне эту услугу исключительно из чувства признательности. Без разъяснений.
– Хм…
– Сделаю, – Татьяна лукаво блеснула глазами. – Знаю верный способ.
Всего-то и нужно подойти к кому-нибудь из гостей, якобы поднести чай, и ненароком вздохнуть. А спросят,
