себе чуть больше, погадать. — уже встав, спрашивает напоследок мой новый друг.
— А чего не обменяться? — решаю. — Записывай номер.
Диктую. Мот прощается на словах, Ал подмигивает мне напоследок, будто приободряя перед боем, и они уходят.
Глава 20
— Ну ты и дура… — тянет Ксюха, закатив глаза. Типичного подката не просекла.
— А чего его понимать? Подкатился, укатился, — а деньги за гадание оставил, — пожимаю плечами. — Вот и ты бы уже от нас с Судьбинушкой откатилась. Признайся, это же ты ему на мозг капаешь о том, что меня стыдиться надо? — не спрашиваю, наверняка знаю. — Его бедного то опустит, то накроет. Только вот ничего ты этим не добьёшься, разве что мужика измучишь.
— А ты конкретно присосалась к леденцу! Слишком сладкий, для такой как ты, — смотрит на меня с ненавистью, губы презрительно сжала, а в глазах огонь! — Не наглей. Оставь в покое. Родители у нас небогатые, поэтому денег ты с него много не вытянешь.
— Не тебе об этом говорить. Этот леденец тебя вообще волновать не должен, сестричка! — огрызаюсь в ответ. Вот космы бы ещё ей повыдёргивать, да вот только Степан об этом узнает, а я обещала цивилизованной быть. Да и из того, что я поняла, за сеструху он кому угодно глотку перегрызёт. Ещё и виноватой останусь. Это же она в его глазах городская да правильная!
— Короче, уже высказывайся, давай, да разойдёмся уже! — тороплю её, хоть и так уже всё ясно.
— Ты реально думаешь, что он на тебе женится? — вижу, не нравится ей, что на меня ни давить не выходит, не унизить.
— Ещё сегодня утром вроде как обещал, — с удовольствием наблюдаю, как она заливается гневной краской.
— Степан не создан для семьи! — выкрикнула она, подскакивая.
Увидела, что на неё обернулись люди, и тут же села. Ей важно, что о ней подумают.
— А для чего же, прости господи, Степан тогда создан?
— Для кого… — поправляет меня строго и решительно смотрит прямо в глаза. — Для меня.
— Да ладно?! Мне Судьбинушку высшие силы предсказали и не тебе с ними спорить, — ставлю её на место. — Если бы не это, то я бы себе по характеру мужика нашла и не маялась с твоим озабоченным братцем, — выпаливаю, оскорбившись! Она что, думает, её брат такая драгоценность, что ли?! Так я ей расклад щас выдам! — Даром, что красавчик. С лица воду не пить, а вот подаст ли стакан воды в старости, большой вопрос. Не пойму, чего ты задёргалась, — у тебя до меня столько времени было, что ж ты его к рукам не прибрала, раз так любишь?
— Так ты знала?!
— Чего знала? О твоих тайных желаниях, что ль? Ну, я ж на дуру-то непохожа!
— Вообще-то, похожа, — задирает подбородок и с презрением сощурив глаза, будто оценивающе смотрит. — Ты вообще припудренная. — Хотя, может быть как раз поэтому Степану с тобой так долго не наскучило. Но даже не мечтай о том, что он представит тебя нашим родителям.
— Это почему? — оскорбляюсь.
Громко смеётся и тут же вновь косится по сторонам, — не посмотрели ли люди.
— Совсем не понимаешь? Да у нас мать на дух не переносит тебе подобных. А отец, если тебя увидит, ещё и за вымогательство куда нужно упечёт! Будешь на нарах кудахтать. Там тебе самое место!
— Какое вымогательство-то?
— Хочешь сказать не за счёт Степана паразитируешь?! — смотрит с вызовом. — И много ты заработала в этом месяце?
Смотрю на три купюры, до сих пор лежащие передо мной на столе.
— Мне Степан сам работать не разрешил, — внутри больно кольнуло.
— Ещё бы! Представляю, что ты наработаешь! Потом вытаскивать тебя после этого из обезьянника, — фыркает презрительно.
— Сочинять ты горазда. Особенно про людей, которых не знаешь. Только обломись. Тебе нас со Степаном всё равно не рассорить.
— Да мне это и не понадобится. Я долго ждала. Могу подождать ещё.
— Ага, жди, а я пошла. Толку с тобой говорить.
— Я думала ты догадливее. Некоторым мужчинам просто перебеситься нужно, чтобы понять, кто для него на самом деле важен. И на поцелуй он мне ответил. Я видела, что ему понравилось.
— Ему и хреновина с холодцом нравится, — морщусь от мысли.
Прекрасно помню тот день, когда это произошло. Он сам не свой был. Видела, что его колбасило, и это чувство вины в глазах… По нему-то всё и поняла. Но тогда я было подумала, что оно на меня направлено, но нет, видать, оно возникло из-за того, что к сестре что-то почувствовал.
В груди больно сдавило, но вида я не подала.
Ксюха подаётся ко мне и зачем-то начинает говорить почти шёпотом.
— Посмотрим, с кем из нас Степаша в итоге останется. Когда насчёт свадьбы начнёшь настаивать, тогда мой братец и соскочит. Он ни за что и никогда не захочет представлять тебя нашим родителям, и большинству знакомых тоже. Вот скажи, он уже со многими друзьями тебя познакомил?
— С кем нужно, с тем и познакомил, — выдаю с достоинством, но ей вновь удалось меня задеть.
— Разве? — приподнимает бровь и выдаёт ехидную улыбку. — И как зовут его лучшего друга?
Я задумалась. С Лёвой они поскольку постольку, через Вальку общаются. С Максом? Тот вообще сам с собой дружит, а остальным позволяет подходить, но близко не соваться. Серёга только у того в душе. Вот Серёга со Степаном общаются. Заходил он к нам не раз, да и со Степашкой шутками перекидываются при встрече. Вадим, весь в семье, да и меня он как-то, честно говоря, побаивается. Без остальных он к нам ни разу не заглядывал. Валька у Степана подруга. Уважает он её и благодарен.
— А разве у Степана другие друзья есть? Те, кого я не знаю? Что-то я их вокруг него в трудные времена не видела.
— Насколько я знаю, его лучший друг до сих пор не в курсе, с кем Степан живёт. А не знаешь, потому что Степан скрыл свой позор до выяснения обстоятельств. Ты же знаешь, он любит, когда друзья им восхищаются и думают, что у него всё на мази и круче всех.
— Ты врёшь! Толку тут с тобой жопу отсиживать, — вроде как и не врёт, но глаза-то слишком хитрые.
Встаю, собираясь уйти. Лапшу на уши я не заказывала.
— А ты не торопись уходить. Сейчас докажу. Хотя, давай выйдем.
Зачем-то идёт в туалет.
Н-у-у… ладно…
Захожу за ней.
Достаёт телефон и набирает номер, включив громкую связь. Идут гудки. Они громко разносятся по пустому туалету. Кажется, её не заботит,
