последний местный обитатель, что носил фрак. — Добровольно избрал этот путь, ибо остался без наследства. Да, дитя. Даже бастарды помечены проклятьем.
— Эндаррия говорила, что многие избирают этот путь. Сколько же здесь моей родни покоится, а также тех, кто как-то с нею связан?
— Неважно, — ответил бас. — Цель прибытия?
— Внутри моей головы сидит какое-то существо. Не знаю, что это. Но это что-то внушает мне, что для меня только один путь. В ваше логово. Дворец станет для меня могилой. Рано или поздно кто-то прознает про это, меня сожгут. Я хочу быть человеком, хочу общаться со своим сыном, как прежде. Во мне угасла страстность, теряется женственность. Почти пропал аппетит, а вино действует, как снотворное. Психика фактически сломана, я сдерживаю себя, чтобы не совершить какой-нибудь зверский поступок и… Хочу узнать у вас, если позволите.
Они молчали. Только скрип доспехов и шелест крыльев сидящих на парапетах гаргульями упырей наполняли зал какой-то жизнью.
— Раньше я могла только догадываться. Боялась признать сама себе, даже думать об этом. Но сегодня увидела у Коленетта, моего сына, один из своих симптомов. Он также проклят. Вы знаете, как работает проклятье?
— Эндаррия не поведала тебе? — спросил Модерик.
— В общих чертах, — отвечала Нарнетт. — Я знаю то, что рано или поздно представитель нашего рода должен встать перед выбором. Быть человеком или одним из вас.
— Из нас, — поправил Лорлин.
— И со мной провёл свой эксперимент один из сильнейших чародеев королевства, когда был здесь проездом. Но… Как это работает? Трансформация приходит не сама собой?
— Выражаясь простым языком, — пробасил Кортлеус, — в наших организмах находятся спящие цепочки факторов. Или, по-научному, генов. Только в нашем роду, роду морнцев. И не просто в роду морнцев — в роду высшей крови, по-иному — дворян. Чем больше наш род смешивался с народами пришельцев, тем больше эти цепочки факторов отмирали или приходили в негодность. Мы долгие века изучали себя, если будет нужно, готовы показать тебе.
— Я помню доклад своей чародейки, она видела лабораторию где-то внизу… Как пробуждаются гены, Кортлеус?
— При достижении зрелости, когда организм прекращает рост в физическом и интеллектуальном плане. У всех по-разному. Но выбор все делают, как ты можешь понять, в разном возрасте.
— То есть… Можно остаться человеком, но через пятьдесят лет поменять выбор?
— Можно, — продолжал самый старший. — После полного обращения не будет любви, мы не умеем любить. Ты ещё получеловек, но уже ближе к нам. Пока можешь сделать выбор. За всё своя цена, помни.
— Жертвы… Это очень жестоко.
— Мир чрезвычайно жесток, Нарнетт, — флегматично подметил Модерик. — Как и люди жестоки друг к другу. Развязывают войны между собой за вымышленные принципы. Которые строят себе сами.
— Вы знаете, что происходит в большом мире? — слегка удивилась она.
— Эндаррия и её друг ведают нам, — продолжала прабабка. — Они — наши глаза и уши. Исследователи мира живых.
— И как же сделать этот выбор? — Нарнетт устала стоять, пододвинула ближайшее кресло в трещинах и села. — Если я уже совсем созрела, но мои гены искусственно пробудил пришлый чародей. И, я боюсь, что также под его ворожбу попал мой Коленетт.
— Выбор делается здесь, — пояснил Кортлеус. — Никаких операций, никакой магии. Только ритуал обращения к илтатрии Мэледенне. На следующий день симптомы спадают. А через месяц ты не заметишь разницы между собой сегодняшней, и собой за несколько лет до этого. Что касается сына… Возможно и такое. Эндаррия объясняла тебе, что нужна жертва, если человек уже начал обращение? Это не наша прихоть. Такова воля великой илтатрии.
— Значит… Если я хочу вернуть человеческий облик и себе, и своему сыну, нужно две жертвы?
— По-другому никак, — отвечал он.
Молчали какое-то время. Нарнетт оглядывала висящие на зубцах парапета силуэты. Упыри не издавали ни звука, только колыхалась шерсть, хлопали крылья.
— Я готова принять окончательное решение. У меня есть жертва… Тот, кто искренне любит меня, но чья любовь может разрушить наш дом. И он согласен на жертву. Но… Есть одна проблема. Если я откажусь от дара, дорога сюда навсегда закроется для меня?
— Верно, — сказал бастард. — Не из-за каких-то дурных правил. А из-за твоей плоти. Мы не причиним тебе вреда. Но низшие вампиры — дикари. Их тяжело контролировать даже великому лорду. Даже сейчас для нас тяжело держать потайные ходы закрытыми, чтобы они не бросились на твоё сопровождение снаружи.
— Но ведь вы смертны, верно? — спросила Нара, обведя взглядом своих дальних родственников. — Я читала в одной художественной книге о высших вампирах, которых могут убивать только другие высшие вампиры.
— Мы реальны, не живём на чьих-то страницах, — отвечал Кортлеус. — Нас можно убивать. Если королевство захочет и соберёт экспедицию, от нас не останется и следа. Но… Будущие поколения Мэссиров некому будет вести. Некому будет давать право выбора. Они все будут становиться чудовищами.
— Я ни на что не намекаю, прадедушка. Прошу не волноваться.
— Нам более не знакомы эмоции, дитя, — констатировал старший предок.
Нарнетт ещё раз оглядела парапеты. Один из упырей постоянно крутил головой, глядя на неё, словно хотел напасть.
— Перед принятием решения я бы хотела пообщаться с Эндаррией, — спросила девушка. — Это возможно?
— Внучка, слезай, — приказала Ахайра.
Упырь, что пристально смотрел за Нарнетт, слетел в зал. На стол приземлилась прабабушка, что начала старательно укутывать себя лохмотьями.
— Рада видеть, дитя.
— Не обманывайся, — воспротивилась Нара. — Ведь вы не испытываете эмоций. Вы мертвецы.
— Даже мертвецы способны к этикету, — продолжала любезничать Эндаррия.
— В последнюю нашу встречу она предложила мне помощь по борьбе с горными чудовищами. Вы ведь знаете, кто это такие? — обратилась герцогиня к заседающим.
— Древний враг, из-за гор, — повествовал Кортлеус. — Давным-давно мы воевали с ними, пока они едва не уничтожили нас. Затем их самих уничтожили расплодившиеся люди. Загнали их под горы. Но те пробудились ото сна. Кто-то пробудил их.
— Валдис… Валдис Унгартт, настоящее бедствие нашего королевства! — сквозь зубы процедила Нара. — Вот каких мертвецов он изучал!
— Это не совсем мертвецы, — продолжал самый старший. — А такие же проклятые, как и мы, существа. Другой подвид. Потому у них нет глаз.
— То есть… Безглазые вампиры?
— Не совсем точно, но в человеческом понимании — верно, — отвечал Кортлеус.
— Бабушка, почему ты не сказала мне? — герцогиня повернулась к сидящей на столе Эндаррии.
— Чтобы ты не вздумала идти к ним. На их сторону. Наш род слишком слаб, слишком добр. Кто-то переходил к ним, они обращали их на свою сторону. Но то было давно, ещё до Кортлеуса.
— Они чудовища, что пытаются отгрызть эти горные долины себе! — повысила голос девушка. — Построить свой дом!
— Тише,
