возятся рабочие строители, нанятые спонсорами. Рабочие ремонтируют фасад, меняют окна, меняют сантехнику, занимаются озеленением. Оснащают классы компьютерами. Вот такие дела.
Послушаешь Маринку, и самому захочется в школу опять податься. Нет, уж фигушки: мы уже своё отмучились. Теперь пусть другие мучаются. Той же Маринке ещё, как тому медному котелку…
Все эти разговоры о школе в мозге Никитоса трансформировались в некоторые идеи. Мозг зацепился за информацию о том, что в школе появились новые компьютеры, а компьютеры — это большие деньги.
— Знаешь что Бориска, — задумчиво обратился к другу Никита. — Понял ты, что Маринка трендела о школе, что там появились новые компьютеры. Это, про какие такие компьютеры она нам тут разговаривала? Прикинь Бориска. Когда мы в этой школе чалились, то никакой новой техники там не наблюдалось, даже под микроскопом: мы учились на старье, можно сказать, на технике из каменного века. Вот потому мы с тобой и получились такими дурными.
— Чего это мы дурные? — напрягся Бориска.
— А того, что мы не получили самые современные знания по вине школы, въезжаешь?
— Это как? — Бориска изобразил недоумение. О каких недополученных знаниях твердит Никитос, ведь он первый всеми четырьмя своими лапками упирался, чтобы никаких лишних знаний не получить.
— Это так, что во всём виновата школа, однозначно, как говаривал незабвенный Владимир Вольфович, — припечатал Никита. — Глупая Маринка разбередила мою душу и посыпала соль на мои душевные раны. Больше не делай мне глупые вопросы по этому поводу, и не делай мне при этом загадочные глаза, как будто ты не понимаешь. Всё-то ты понимаешь. Для тебя я готов пойти на преступление, но не надо меня так сильно напрягать своими удивлёнными глазами.
Бориска действительно не понимал, к чему клонит Никитос, а тот вёл свою хитрую линию.
— Делаю тебе понятно: если мы недополучили знания по вине школы, то мы должны их получить.
— Что? Сдурел? Предлагаешь обратно в школу с сентября идти и учиться. Ты больной, Никитос? — Борису уже надоели пространные намёки Никиты: он хотел ясности. И ясность он получил. Весьма шокирующую ясность.
— Зачем идти в школу учиться, — снисходительно проговорил Никита. — Нас жизнь научит. Но, школа должна нам подарить два, нет три, компьютера в качестве компенсации за свои грехи. Я смотрю в твои большие глаза и вижу цифру «четыре», но дружище, давай не будем жадными. Нам в качестве компенсации за бесцельно прожитые годы в стенах этого заведения хватит три компьютера. Но, если ты настаиваешь на четырёх… .
Борис не настаивал, он и на три машины не настаивал. Он понял, что это финиш. Остапа, то есть Никитоса, понесло по кочкам, теперь его не остановишь — он начал импровизировать, в том смысле, в котором он это дело понимал. Борис также понимал, что лет по пятнадцать им теперь точно корячится. Всё что они достигли — это создали устойчивую преступную группу, грозу ларьков и учебных заведений.
— Всё просто, как коровье мычание, — стал пространно пояснять Никитос. — Ты слышал коровье мычание? Значит, сечёшь в теме. Вымя коровки видел? Вот и мы потрогаем кое-кого за вымя. В школе ночью остаётся только баба Серафима, божий одуванчик, которой уже скоро сто лет в обед. Помнишь бабу Серафиму? Она уже старая, из ума выжила — бормочет себе под нос какие-то мантры и заклинания. Она любит оладушки со сметаной, прямо без ума от них. Только оладушки в ее жизни и остались. Объестся она ими вечером и заснёт. Когда она спит, то храпит. Из-за своего храпа она и не услышит, как мы спустим на верёвке с окна кабинета информатики, принадлежащие нам по праву компьютеры. Потом мы вылезем из окна первого этажа, заберём наши компьютеры и всё: начнём осваивать передовую современную науку на этой технике… .или загоним их за большие деньги.
— Откуда ты это всё знаешь? Про вымя и бабку Серафиму с её оладушками, — полюбопытствовал Борис.
— Чтобы добыть компьютеры, — нравоучительно сказал Никита, — нужно хорошо изучить своего главного противника, то есть бабу Серафиму. Её нельзя недооценивать. Но она ночью захочет спать, точно тебе говорю.
— А как мы в школу попадём? — Борис пытался найти изъян в плане Никиты.
— Я ждал этого вопроса, — восхитился тот. — Вы, батенька, в последнее время что-то невнимательным стали, надо бы вам витаминчики попить. Ага, побольше витаминок и свежего воздуха. Ты забыл, что Маринка говорила? А она говорила, что сейчас днём в школе работают строители от спонсоров, а это значит, что все кабинеты открыты, ведь строители что-то там мажут и красят. Всё просто: мы заходим в школу днём в рабочих халатах, строители думают, что мы их коллеги и не обращают на нас внимание. Мы прячемся в укромном месте, а как только Серафима начинает храпеть… Ну, дальше понятно.
— А если строители спросят, что мы здесь делаем? Типа, какого чёрта? — всё ещё сомневался Борис.
— Скажем, что готовим картины великих писателей для реставрации. Помнишь, картины висели в кабинете литературы? Мы, типа, реставраторы.
Борис наморщил лоб:
— Ага, помню. Там ещё этот с бородой висел. Менделеев. Му-му он ещё написал.
— Вот-вот, — поддакнул Никита. — Сечёшь тему. Вот эту картину мы и будем реставрировать. Готовься. Эта долгая ночь войдёт в историю. Не волнуйся, Борис. Я видел будущее: всё пройдет отлично, и мы будем в шоколаде. Встанем же на тропу мести, откопаем свой томагавк войны и пойдём на школу тропой ягуара. Пусть знают, как недоучивать своих учеников.
Все дела желательно делать вовремя, и не затягивать с ними. Для некоторых профессий, типа профессии вора, это правило работает особенно чётко. Правда, самонадеянность в некоторых вопросах равна смерти.
Семён Безпалько дневал и ночевал в школе: за работничками из различных строительных фирм, нанятых спонсорами, нужен постоянный пригляд, ибо рабочий — есть рабочий. В какое место пролетария не поцелуй, всё равно поцелуешь жопу. Только постоянный контроль приводит работника в чувство, а иначе работягу начинают посещать крамольные мысли о несправедливом устройстве мира и он начинает кучковаться с себе подобными особями вместо работы и посылает гонца в магазин за горячительным. Но как прорабы и мастера ни контролировали своих работяг, всё равно, частенько, Семён Митрофанович находил в школе початые бутылки водки или дешёвенького винца. А до первого сентября оставалось меньше месяца.
— С этим делом надо бороться, — решил Безпалько и пошёл ловить Никодима Викторовича: тот точно придумает, как стимулировать рабочих.
Описав Баширову проблему, Безпально увидел понимание и злой блеск в глазах Никодима. Безпалько даже страшно стало за тех пьющих работяг, на которых он натравил
