будет не так и плоха, да… что порой страх мешает видеть. И что мне следует набраться терпения. А еще смирения. Со смирением у меня всегда было сложно.
Томас кивнул.
Это да… помню, как запустила в его куртку шершня. А вот за что, не помню. Но ведь не просто так же? Как он орал. А руку раздуло вдвое. И Джер еще вокруг прыгал, говорил, что надо к укусу приложить монету, но монеты ни у кого не было.
То есть была. У меня. Но я не дала. Вряд ли бы мне ее вернули.
– Он отвел меня домой. И передал на руки Дерри. А еще, как я потом узнала, дал ему деньги, которые потребовала моя матушка. И с ней тоже поговорил. В общем… тогда я крепко на него обиделась. И только спустя пару лет поняла, насколько он был прав.
Я сказала это ему, и хотелось бы верить, что была услышана. Христиане ведь верят в бессмертие души? Если так, то он бы понял. Он был мудрым человеком.
– Как он умер?
– Не знаю. – Я поежилась. Холод никуда не уходил. Чая оказалось недостаточно, да и пледа не хватило. Онемевшие ступни отходили, будто пронзаемые иглами. А меня сотрясала мелкая дрожь. – Дерри… ему было очень плохо. А он держался. Если бы не я, он бы ушел раньше. Знаете, когда драконы устают жить, они ждут бурю, чтобы вместе с ней подняться к самому солнцу. А потом падают. И умирают. Он говорил, что понимает их. А я… я боялась остаться одна. И Дерри держался сколько мог. И я рядом. С драконами и с ним. Потом я узнала, что он вообще не должен был столько прожить. Врачи ему давали год еще тогда, когда он меня забрал. Поэтому Дерри и спешил. Никто другой не стал бы возиться с женщиной.
Блондинка опять кивнула, и показалось, что она-то меня понимает. Она ведь тоже женщина. И вряд ли мужчинам нравится, что она делает их работу.
Занимает их место. Ведет себя будто равная. Мужчины такого не любят.
На лоб легла холодная ладонь.
– У нее жар. Хватит.
– Это важно, Хендриксон. – Человек-гора явно не считал жар оправданием. – Вы можете говорить?
Могу. Странно, пока мне не сказали, что у меня жар, я чувствовала себя вполне сносно. А тут что-то расклеилась. И перекосилась. Оперлась на чужое плечо. И как-то совсем не возражала, когда меня обняли.
Человек-гора хмыкнул и бровь приподнял этак выразительно. Но руки Томаса не исчезли.
– Обопрись на меня.
Обопрусь. Еще как. Главное, не слишком увлекаться, а то еще привыкну, и что буду делать, когда он уедет?
– В тот год я почти все время была с Дерри. И с драконами. Он ведь до последнего с ними… и почти не вылезала. Не знала даже, что Ник вернулся. Насовсем.
Я была в странном состоянии, будто один и тот же день сменяет сам себя. И тянется, и тянется, вымучивая меня, но в то же время я панически боялась, что однажды он закончится.
Так и случилось, когда пришел Ник.
– Здравствуй, – сказал он, такой чужой и незнакомый, повзрослевший. – Я… пришел пригласить тебя, если можно так выразиться, на похороны. Мой отец умер.
– Когда? – спросил Дерри.
– Вчера.
Их взгляды скрестились, и мне показалось, что эти двое сейчас вцепятся друг другу в горло. Но Дерри отвернулся первым и кивнул.
– Завтра. Похороны завтра. Он… был бы рад, если бы ты пришла.
– Что случилось?
Я не сразу ему поверила. Пусть мы с мистером Эшби и не встречались больше, точнее, порой встречались, в городе и случайно, раскланиваясь друг с другом, как и подобает двум взрослым воспитанным людям. Но это ведь совсем не то.
– Сердце подвело. – Ник прижал руку к груди. – Приходи. Пожалуйста. Мне нужен кто-то знакомый. Я ведь столько лет здесь не был.
– Слишком долго, – проворчал Дерри и сплюнул кровью. Спохватился, согнулся, полез за тряпкой…
– Я сама…
– Не хватало еще… – Он добавил пару слов покрепче. – Не доросла командовать… и вообще, собирайся.
И я собралась.
– Значит, на похоронах вы присутствовали?
– Да.
– И тело видели?
– Нет.
– То есть?
– Урна с прахом была, и все. Службу провели в доме. И людей было немного. Ник, я, святой отец… матушка еще, она от церковного комитета приходила помогать. Шериф.
– Который исполнил обязанности коронера… очень удобно. – Это было сказано тихо, но я услышала. – Значит, вы не можете с полной уверенностью утверждать, что Станислав Эшби умер?
– Почему?
Шум в голове нарастал, и кружилась она. И мешала сосредоточиться. Я пыталась, честно, но нить беседы ускользала.
– Потому что вы не видели его мертвым.
– Но Ник сказал… зачем ему лгать?
– Вот и мне интересно, зачем ему лгать…
Томас поднял меня на руки. И не устал он? Похоже, что нет.
– Ей отдохнуть надо. И…
– Будь рядом, – то ли приказали, то ли разрешили. Хорошо. Но в спину донеслось: – Вот дерьмо…
Да, а еще я не сказала, что Дерри ушел на следующий день после похорон. И почему это теперь кажется важным? Понятия не имею. Но я скажу. Обязательно. Потом, когда жар пройдет. А сейчас я тоже хочу отдохнуть. Просто лечь. Закрыть глаза. И лежать. Вечность лежать.
Можно даже не одной. Не знаю, зачем Томас со мной возится, но вдвоем лежать тоже неплохо.
– Спи, – сказал он, коснувшись губами моего виска. – Спи, и все пройдет.
И я заснула. Мужчины любят, когда их слушаются.
Глава 18
Уна была горячей.
Томас коснулся ее лба и нахмурился. Нет, сложно представить, что человек, полдня просидевший в ледяной воде, останется здоровым, но вот… Уна приоткрыла глаза. Взгляд ее был затуманен.
– Ты? – просипела она.
– Я.
– Пришел?
– Я и не уходил. – Томас поправил подушку. Следовало бы вызвать врача, но врачом в этой глуши был Николас Эшби, а его звать не хотелось.
Джонни?
Он в лаборатории занят. И вряд ли скажет что-то помимо того, что следует принять аспирин и больше пить. Аспирин Томас и без посторонней помощи найдет.
В доме-то врача. Мать его.
– Уходил. – Она повернулась на бок. – Мне было плохо… мне было так плохо, а ты ушел! И никого не осталось. Вообще.
– Прости.
– Прощу. – Она закашлялась. – Я спать хочу.
– Тогда засыпай. – Ее коса была еще влажной, и Томас, вытащив ее из-под одеяла, аккуратно устроил поверх.
– Не могу. Ты опять уйдешь.
– Чтобы найти лекарство.
– Не надо. Я… поправлюсь так. Просто не уходи. – Она перевернулась, схватила Томаса за руку и вздохнула. – Пожалуйста.
– Не
