своего сына.
Они ошибались.
А потом… потом в нашей жизни появился Владислав Германович.
И этот неприступный бастион всё-таки сдался.
Первое время Герман бушевал и отказывался давать своё разрешение на визит, но я его уговорила.
— Ради тебя, — муж приник к моим губам долгим и жадным поцелуем, дав мне прочувствовать, как истосковался по нашей близости. — Только ради тебя.
— И ради сына, — с улыбкой напомнила я. — Не лишай Влада бабушки и дедушки. Он тебя за это не поблагодарит. Давай выбираться из этого порочного круга войны отцов и детей.
И супруг, конечно, сдался. Сегодня мы все праздновали победу, потому что побеждённых в таких войнах быть никогда не должно.
— Вы, может, и не поверите, но я вас понимаю, — я отогнула край пелёнки, чтобы гости могли получше разглядеть своего внука. — Вы его любите. И хотели его защитить.
— Не слишком-то большое утешение, — проворчал старший Ахматов, очевидно, не желая снимать с себя ответственность за этот застарелый конфликт. — Но я старый упёртый дурак, и с этим, боюсь, придётся как-то мириться.
Я улыбнулась, покачав головой.
— Я принимаю ваши извинения. И не держу на вас зла.
Мой взгляд невольно перескочил на переминавшуюся от неловкости свекровь, которая ненароком выпала из разговора.
— Лиля… я даже не знаю… не знаю, что тут сказать. Я… мне очень жаль. Очень! Сама бы я такое никогда не простила.
— Вы к себе слишком строги, — и я с нескрываемой радостью осознала, что действительно говорила от чистого сердца. — Я очень рада, что вы с Германом снова общаетесь.
— Мы тоже, — тихо отозвалась Надежда Георгиевна и снова бросила украдкой взгляд на мирно сопевшего внука.
Я улыбнулась своим посетителям:
— Оставайтесь. Я попрошу, чтобы нам принесли что-нибудь перекусить.
И без труда отрезала им все пути для отступления:
— А когда Влад проснётся, я наконец-то познакомлю вас с вашим внуком.
Конец
