Правда, высказанные в начале года пожелания о сближении с Францией на какое-то время остались висеть в воздухе. Вице-канцлер Н. П. Панин, имевший большое влияние на русского императора, считал, что сотрудничество возможно только с «законной» династией.
Однако события начала 1800 г. заставляют Павла по-новому отнестись к молодому французскому правителю. Именно в это время происходит разрыв отношений России с Австрией и Англией. Причиной стало возмутившее Павла поведение недавних союзников по коалиции. Только благодаря блистательному рейду А. В. Суворова и помощи русских штыков Австрия получила обратно Италию, но тут же, испугавшись присутствия прославленного русского полководца, вынудила его следовать в Швейцарию. Необдуманные распоряжения австрийского правительства повлекли за собой поражение корпуса генерала А. М. Римского-Корсакова, после чего швейцарский поход оказался бессмысленным. Чашу терпения переполнило оскорбление русскому флагу, которое нанесли австрийцы в итальянском городе Анкона[216].
Не лучшим было и поведение Англии, обязавшейся финансировать действия коалиции. Они не только не помогли русским войскам, оказавшимся на острове Джерси после неудавшейся высадки в Голландии, но действиями своего флота наносили значительный вред торговле нейтральных держав, и в частности Дании, с которой Россия подписала декларацию о вооруженном нейтралитете.
Но Павел был разочарован своим недавним союзником еще и потому, что узнал о занятии Мальты англичанами. Это произошло 25 августа 1800 г. в нарушение всяких обещаний, которые не раз давала Англия.
Разгром Австрии, установление порядка и законности во Франции, обман Англии — все это способствует изменению позиций русского императора по отношению к Бонапарту. «Он делает дела, и с ним можно иметь дело», — говорит он о Наполеоне.
Видимо, прав был Рене Савари, один из самых близких к Наполеону людей, утверждавший, что Павел, объявивший войну анархистской власти, «не имел больше основания вести ее против правительства, провозгласившего уважение к порядку»[217].
«После длительных колебаний, — пишет Манфред, — Павел приходит к заключению, что государственные стратегические интересы России должны быть поставлены выше отвлеченных принципов легитимизма»[218].
Вероятно тогда же и у Павла I возникла идея ударить по английским колониям. Но император понимал, что сделать это в одиночку будет вряд ли возможным, здесь нужна была помощь Франции. Начинаются поиски путей сближения, которые две великие державы ищут одновременно.
Первым нашел повод Наполеон. Дело облегчилось тем, что после поражения корпуса Римского-Корсакова под Цюрихом в руки французской армии попали около 7000 русских пленных, в основном это были раненые и больные. Их отправили во Францию, где они пользовались значительной свободой, хорошим содержанием, а офицерам было даже разрешено носить оружие. Все это оказалось как нельзя кстати. Наполеон поручил Талейрану написать письмо Министру иностранных дел России графу Н. П. Панину.
Карл Маврикий Талейран был весьма тонким и хитрым дипломатом. 1 термидора VIII года Республики (7 (19) июля 1800 г.) оно было отправлено. Письмо было составлено обходительно и весьма любезно в нем досталось Англии и Австрии, но при этом весьма лестно отмечалось, что Наполеону «известно, что англичане и австрийцы обязаны успехом своего оружия содействию русских войск». О России и русской армии не только были высказаны слова «особого уважения», но и желание «сделать что-нибудь приятное Его Величеству Императору всероссийскому».
В этом же письме Талейран сообщил, что Первый Консул уже сделал распоряжение, «чтобы все русские, которые находятся в плену во Франции… возвращены были в Россию, без обмена и со всеми воинскими почестями. С этой целью они будут заново обмундированы, вооружены и получат обратно свои знамена[219].
Кроме того, Наполеон объявил, что считает себя в мире с Россией, и отдал приказ французским эскадрам защищать русские суда от нападения английских кораблей. Одновременно были направлены соответствующие депеши всем зависимым от Франции государствам последовать ее примеру.
Расчет ловкого Талейрана оказался весьма точным. Предложение Наполеона произвело в Петербурге очень сильное впечатление. Для принятия пленных в Париж был отправлен генерал Спренгтпортен, а из Митавы был немедленно выслан претендент на французский престол Людовик XVIII, еще недавно так обласканный Павлом[220].
В то же время, как мы помним, русский император думал о создании общеевропейской структуры, которая должна была объединить здоровые силы тогдашней Европы и противостоять распространявшимся идеям атеизма под вывеской «свободы, равенства и братства». Такой структурой Павел I видел Орден святого Иоанна Иерусалимского, но это должен был быть светский, а не религиозный орден, который бы не находился в подчинении папы римского.
Значительный интерес в этой связи представляют донесения А. Г. Лизакевича. Одно из них № 93 от 22 сентября 1800 г., полученное в Петербурге 31 октября в зашифрованном виде, до сих пор не было известно исследователям, его текст нами впервые вводится в научный оборот. Оно написано после аудиенции, которую новый папа, Пий VII, дал посланнику русского двора.
«…Имея в всегдашнем предмете проникать и узнавать все, что касается до высочайшей службы и до споспешествования интересов Вашего Императорского Величества прибыв в Рим уведал я от достоверного источника, что венский и испанский министры усиленно работают к недопущению папы признать ваше Императорское Величество за Гроссмейстера Ордена Свго Иоанна Иерусалимского, предлагая Ему разные доводы, два, весьма важные для Римского двора. Первое, — разноверие, и второе монашеское установление сего Ордена как коим папы имеют ту ж самую верховную власть как и над прочими монашескими орденами. Сии причины всеконечно воздержат папу на предварительное признание. Это, по моему мнению, есть непременный способ приобресть оное, которое обратит в туне интриги и козни обоих Дворов и расставит Его Святейшество в удобное положение со всеми католическими Державами. Первоначально требовать, чтоб Папа превратил Орден в светской; чего он отказать не может, поелику то не противно Его закону. Тогда Самодержавие Ордена сделается независимым от Главы Римской церкви и Гросс Мейстер может тогда наравне трактовать с Его Святейшеством как об интересах Ордена, так и об уставе, какой соблаговолит ему дать, чего также Римский престол по выступлении Ордена из Его зависимости по духовенству отказать ни под каким видом не может, ни помянутые Дворы не будут в силах тому воспротивиться. Дабы преодолеть всякие затруднения и преоборить вдруг превращение Ордена в Светский, нужно скрыть негоциацию пред венским и Мадридский Дворами и домогаться чтоб Папа неукоснительно решил сие дело. Для прекращения предлогов к разным затруднениям и препятствиям, кои к тому предоставится могут от тех Дворов, а наипаче важное обстоятельство разрешить от обетов кавалеров сего Ордена, нужно будет внести в акт превращения Ордена в Светский клаузул, что обязанные об этом кавалеры останутся по смерти в оном. — Главный пункт состоит в том, чтоб выходить превращение Ордена в Светский дабы, исторгнуть его из зависимости, достигнув же до того, все затруднения пресечены будут. Ревность и усердие мое в службе и преданность к особе священной Вашего Императорского Величества побудили меня вступить в материю толь важную, хотя и не имея сведения ни о свойствии оной ни о Высочайшем мнении Вашего Имп. Вел-ва; но, знав правила политические здешнего кабинета, и слабость характера нынешнего Папы, коего останавливает на пути малейшая трудность, а наипаче представления венского и мадридского Дворов, я почел долгом верного подданого поднести Вашему Имп В мои о сем замечания и рассуждения.
