– Что с ними делать? Прибить, чтобы не выдали?
– Нет.
– Здесь держать нельзя, помещение скоро понадобится.
– Возьмите слово, что не расскажут, и отпустите.
– Ты им поверишь?!
– Вот этому поверю. – Последовал указующий пинок в мое бедро. – Он мне жизнь спас.
Кому это я жизнь спас? Вы не обознались? Голос абсолютно незнакомый. Еще можно допустить, что кто-то из недавних мародеров объявился, с которыми мы от волков защищались, но не слышно ни басовитой гулкости здоровяка, ни шепелявости Немца, ни картавости раненого.
– Эй, как там тебя, – новый толчок ноги показал, что обращаются ко мне, – долг платежом красен. Я спасу твою жизнь в обмен на обещание не говорить, где ты был.
– И моего товарища, – втиснул я.
– Само собой, нам меньше неприятностей, но он тоже даст слово, а ты поручишься за него головой.
– Ручаюсь. Тем более, что мы действительно не знаем, где находимся.
В голове прокручивались разные варианты в отношении говорившего. Почему я не помню голоса, если человек утверждает, что он мой должник? Или мы не разговаривали? Или меня все же спутали с кем-то? Если последнее, то весьма удачно спутали, почаще бы так.
– Когда спросят, скажете, что в лесу вас ограбили и связали рыкцари.
– Даю слово.
– Хорошо. Теперь несколько вопросов. Как тебя зовут?
Он этого не знает… или желает удостовериться? Вранье в нашем положении ни к чему хорошему не приведет.
– Чапа.
– Твоего приятеля?
– Юлиан.
– Кто вы?
– Невесторы царисситы Томы Варфоломеиной.
Невдалеке кто-то ахнул, второй голос произнес: «Я же говорил». Титул «цариссита» еще некоторое время погулял на заднем плане, за спиной того, кто со мной разговаривал.
Допрос продолжался:
– Зачем следил за нами?
– Отвечал за безопасность отряда, среагировал на возможную опасность. Я не знал, куда и за кем иду, просто увидел движение в ночи. Вы бы тоже так сделали.
Ответа не последовало. Шаги удалились. Сказанное посчитали достаточным.
Время снова потянулось как сыр на горячей пицце. Кто они, похитители? Зачем деревенский житель бежал к ним ночью? Если нес информацию, то живы ли теперь гости деревни – царевны, Тома и папринций?
Бок ощутил касание чужого сапога.
– Вставайте.
С мешком на голове меня подняли из подземелья и повели куда-то, направляя то руками, то острым оружием. Ног вокруг двигалось много. Ступни ощущали то траву, то камень, то крепкие корни деревьев. Направление постоянно менялось. Время тянулось невыносимо, силы кончались. Наконец, процессия остановилась. Позвоночник от толчка в грудь ударился об оказавшееся сзади дерево, тело ощутило, как его оплетает шершавый удав веревки, который стягивался и с каждым новым оборотом все больше врезался в плоть.
Вскоре шум утих. Некоторое время ничего не происходило. Ни слова, ни вздоха, ни шороха.
– Ау, есть кто живой?
– Я есть, – донеслось из-за спины.
– Юлиан, – я толкнул плечом товарища, привязанного к дереву с обратной стороны, – чуешь еще кого-нибудь?
Трудно принюхиваться с мешком на голове. Юлиан долго старался, совмещал нюх со слухом, умножал на интуицию. Наконец, прозвучало:
– Нет. Похоже, все ушли.
Я принялся перетирать веревку на руках о ствол дерева.
– Как ты оказался в плену?
– Папринций разбудил, – сказал Юлиан, – послал проследить. Я увидел, что ты попался, и пошел следом, но у них разведка хорошо поставлена – спеленали, как и тебя.
– Заметил, в какую сторону шли?
– Как и сейчас – постоянно кружили. Что будем делать?
– Мы не знаем, что докладывал деревенский лазутчик людям, которые нас похитили, и кто они, и что случилось в деревне в наше отсутствие. Нужно найти эту деревню. Если не получится, пойдем в башню Западной границы.
– Если не найдем нужную деревню – как найти нужную башню?
– В любой деревне подскажут. И любая дорога в этой части страны ведет к башне или из нее.
– А если мы случайно уйдем в «или»?
– Сориентируемся по сторонам света.
– Как это?
– По солнцу, – объяснил я.
Волокна местной веревки оказались намного крепче долинных. Когда мышцы дергались от боли и ныли от изнеможения, мозг заставлял радоваться, что здесь не знают синтетики. Через полчаса руки освободились, движениями враскачку я ослабил и размотал витки веревки, сбросил с себя мешок и помог освободиться соседу.
Вокруг был залитый солнечными лучами лиственный лес – перемежаемый низким кустарником, довольно редкий и легко проходимый. Мы с Юлианом щурились, глядя друг на друга, и улыбались.
Я посмотрел на небо.
– Башня находится на западе, значит она…
Определиться по солнцу легко, если знать время суток. Подземелье и мешки отсекли эту возможность. Что сейчас – утро, день или вечер? И, кстати, сколько нас продержали? День? Два? Три?
– Если подождать и проследить за солнцем…
Почему я не учился ориентированию на местности? Помню, что мох растет только с одной стороны дерева и что муравейники строятся с учетом сторон света… но как именно?!
Ноздри Юлиана затрепетали. Внюхиваясь, он медленно втянул в себя воздух, прислушался…
– Кто-то приближается. – Он собрался бежать. – Много людей. Кони.
– Кони? У разбойников нет коней. Это спасители. Только, пожалуйста, поменьше открывай рот.
– Стоять! – Несколько конных войников неслись к нам, направив копья.
Как оказалось, неподалеку проходила дорога, мы не видели ее из-за кустов, зато с дороги увидели нас. Отнюдь не царберы. Мне еще ни разу не попадалось на глаза такое скопление царисс и их свит из войников и войниц. Все в боевом порядке, готовые как к отражению атаки, так и к нападению. Окончание немалого отряда скрывалось в поднятой пыли где-то вдали. Многие скакали прямо по полям – бережное отношение к материальным ценностям в условиях войны не работало.
Целое войско. Возглавляла сборное воинство царисса Дарья. Она глянула придирчиво и чуть высокомерно, когда шипастые войничьи копья заставили нас с Юлианом опуститься на колени.
– Кто такие?
– Муха Еленин прозвищем Чапа и Юлиан, – отрапортовал я, стараясь не смотреть в лицо хорошо знакомой цариссы. И сразу добавил, пока не заткнули рот: – Невесторы царисситы Томы Варфоломеиной.
– Ого! – вырвалось у цариссы Дарьи.
