Изредка вдали мелькали слабые проблески костров — смутные и едва уловимые. Уилсон утверждал, что это были миражи, природные иллюзии, которые удалялись каждый раз, когда вы приближались к ним. Они походили на мерцающих сильфид, которые в древности заманивали путников в лабиринты и бесконечные пещеры. Не вся магия Земли проявляла себя благотворно. Темпл внимательно наблюдала за ними, и действительно эти туманные огни казались то очень близкими, то далекими. Временами она думала, что может склониться вперед и прикоснуться к ним рукой во тьме за дверью.
— Хороший способ для быстрой ампутации, девочка, — сказал один из помощников Уилсона, заставив ее отдернуть руку и отступить на шаг в вагон.
На следующий день, в воскресенье, несколько парней Уилсона присоединились к беженцам для проведения христианской службы. Попо-мексиканец читал отрывки из Библии. Его низкий монотонный голос заполнил вагон.
«Поле есть мир; доброе семя — это сыны Царствия, а плевелы — сыны лукавого; враг, посеявший их, есть диавол; жатва есть кончина века, а жнецы суть Ангелы. Посему как собирают плевелы и огнем сжигают, так будет при кончине века сего».[8]
Люди молились: некоторые молча, другие нашептывали слова губами, третьи выдували сигаретный дым для Бога в небесах.
Темпл с интересом наблюдала за происходящим. Она знала, что Господь был слишком большим, чтобы нуждаться в восхвалениях, посланных слабыми детьми Земли. Он обладал великой мудростью и несравненной магией — например, блуждающими огнями, заводившими путников в звериные чрева, или такими чудесами, как луна и сияющие рыбы, которые выводили людей из тьмы назад в божественный свет.
Ночь прошла, и солнце снова поднялось над бескрайними пустошами, над улицами поселков, перегороженными ржавыми и сломанными автомобилями, над заросшими городскими бульварами с безлюдными зданиями и согнутыми фонарными столбами. Стрелки уличных знаков бессмысленно указывали в грязные лужи и в небо. Рекламные плакаты, с радостными лицами и разноцветными буквами, хлопали на ветру отклеившимися уголками. Витрины магазинов покрывала грязь десятилетий. Посреди перекрестков валялись велосипеды со спущенными шинами. Их колеса лениво вращались, словно крылья ветряных мельниц.
Некоторые дома сгорели и обуглились, другие наполовину обвалились. Многоэтажные здания покрылись трещинами, похожими на диаграммы с обувных коробок. Рухнувшие стены позволяли видеть картины уцелевших интерьеров или какой-нибудь телевизор на стойке прямо у зиявшего проема, где остальная часть гостиной рухнула на землю, превратившись в гору бетона, пыли и балок. Брошенные и никому не нужные игрушки гигантского ребенка.
Глядя на эти ландшафты, можно было подумать, что мир пережил не разрушение, а просто встал на паузу посреди большой реконструкции, — что святая рука Создателя на миг остановилась над Своим творением. Все эти каркасы зданий давали надежду на скорое завершение, на созидание и творческий порыв, потому что сердце не желало верить в мир, оставшийся лежать в руинах.
Впрочем, встречались и другие места, служившие прекрасными оазисами для путешественников. Тут имелись скопления заправочных станций, рестораны быстрого питания, мотели с целыми окнами, где электричество работало, скользящие стеклянные двери функционировали, а записанная музыка по-прежнему играла из крохотных мятых динамиков.
Города-призраки, полностью потерянные для человечества. Эти места были так безлюдны, что даже мертвые не селились в них.
К таким городам Уилсон и его парни относились с тихим уважением, как к огромным кладбищам. Массовый исход людей оставил на пустынных улицах зловещий отпечаток одиночества. Широкая полоса пустошей не позволяла гнили чумы проникать в подобные места. Но, даже сохранив нетронутый вид, они пересекли грань своего существования.
ГЛАВА 12
Поезд подъехал к Лонгвью, когда солнце находилось в зените. Сухое пекло очищало кожу. Любая грязь, превращаясь в мелкую пыль, осыпалась с лиц людей, как косметическая пудра.
Центр города был перекрыт баррикадами. На вышках стояли вооруженные охранники. Увидев приближавшийся поезд, они замахали руками, и кто-то передвинул в сторону два городских автобуса, блокировавших железную дорогу. Когда состав пересек линию баррикад, автобусы снова заехали на рельсы.
— Три на три, вот так-то! — сказал Уилсон. — Они отбили девять городских кварталов. Это самый большой оплот человечества к востоку от Далласа. Если ты по-прежнему планируешь поездку на юг, тебе пора выходить.
На улице играли дети. Увидев поезд, они бросили на землю свои велосипеды и побежали к вагонам. Их мамы кричали им, чтобы они не приближались к составу. Но к поезду тянулись не только дети. Люди всех возрастов выходили из домов и магазинов. Они шагали навстречу и собирались вокруг остановившихся вагонов.
Помощники Уилсона уже махали руками знакомым женщинам. Они находили в толпе своих подруг и удалялись куда-то парами. Некоторые девушки с веселым визгом бросались к ним в объятия. Мужские пальцы тискали их ягодицы, похлопывая по ним, как по мешкам с зерном. Другие горожане помогали беженцам выходить из вагонов. Уилсон встретился со старожилами города. Они шумно решали, каких беженцев можно оставить в Лонгвью, а каких нужно везти дальше в Даллас. Когда пассажиры выгрузились из поезда, дети начали бегать по крышам вагонов, играя в ковбоев и индейцев.
— Я хочу что-нибудь выпить, — сказал Ли. — Желательно что-то холодное. Пойдешь со мной?
— Мы с Мори немного осмотримся, — ответила Темпл.
— Как знаешь. Только не убивай никого, пока мы будем здесь. Обещаешь?
Какое-то время она стояла на улице, не зная, что ей делать. Темпл еще раз поняла, что такие милые и сладкие города не предназначались для нее. Она привыкла находиться среди слизняков или маленьких общин с жесткими правилами. Сколько она ни пробовала приобщиться к порядкам больших крепостей, ничего хорошего из этого не получалось. К примеру, сейчас ей хотелось сжимать в руке нож. Ее ладонь вспотела от такого желания. Но, чтобы не пугать детей, она держала кукури в ножнах.
Темпл скрестила руки на груди, затем спрятала их за спину, а чуть позже сунула пальцы в карманы. Все это казалось непривычным. Ей захотелось вывести Мори за город, где она знала бы, чем заняться. Она могла бы развести там костер, или спрятаться в надежном месте, или, на худой конец, убить одну-две дюжины зомби.
Через несколько минут к ней подошел местный юноша. Он был немного выше ее. Темпл понравилась его шотландка, заправленная в джинсы, и широкий пояс, обшитый кожаными полосками. На большой серебряной бляхе имелась чеканка с поднявшейся на дыбы лошадью.
— Меня зовут Дирк.
— Привет, Дирк.
— Ты назовешь мне свое имя?
— Сара… Я полагаю, что Темпл.
— Ты полагаешь? Ты что, не знаешь своего имени?
