она. – Мне же как-то надо было сделать так, чтобы меня не волокли в этот брак на цепи.
– Разумно, – согласился Мартин. – Скажите мне вот что: вы действительно наполовину фейери? Потому что по вашему лицу этого не скажешь. Выглядите, как обычная человеческая девушка.
– Увы, – ответила Эмма, и Мартин удивленно поднял левую бровь. – Я и правда наполовину фейери, моим отцом был Галхаад, мастер над болью, брат Келемина.
Улыбка, скользнувшая по губам Мартина, была понимающей и тонкой.
– Знали бы вы, сколько народу сейчас мечтает оказаться на вашем месте, – сказал он. – Наша беда в том, что мы сами себя считаем грязью под ногами владык мира – возможно, только поэтому они до сих пор и владыки. Я знаю, как вам избежать этого брака, миледи Эдельстан. Вам нужно избавиться от своей половины фейери.
Эмма удивленно посмотрела на него.
– Вы имеете в виду, что надо все сделать так, будто бы я не дочь Галхаада? – уточнила она. Мартин кивнул.
– Верно, – произнес он. – Тогда вы станете неинтересны принцу и королю. А вот что тогда делать с вашим милым дядюшкой, – он сделал паузу и добавил: – Да, над этим стоит поразмыслить.
***
– То есть, ты хочешь сказать, что силы Берты были даны ей Келемином?
Призрак Берты Валентайн парил над полом; иногда по губам ведьмы начинала змеиться улыбка, и прозрачные ледяные глаза останавливались на Конноре – тогда он чувствовал, как где-то за грудиной начинает дрожать невидимый крючок, словно Берта хотела вызвать в нем ту вспышку боли, которая помрачила бы разум. Но сейчас Коннор смотрел на нее как на экспонат в музее магии – он сумел отстраниться от всего, что с ними случилось, и искал правду.
Все волнения и страхи будут потом – когда они найдут Келемина и спасут Эмму, когда вернутся в Дартмун и сядут у камина с бокалом хорошего вина.
– Да! – Тавиэль отошел к комоду на витых ножках и вернулся с лупой, похожей на ту, что была у доктора Маквея. – Вот, посмотрите. Видите зеленоватые завитки?
Коннор посмотрел на Берту через лупу и увидел пятно, похожее на отпечаток большого пальца, которое медленно кружилось над ее головой.
– Вижу, – ответил он и протянул лупу шефу Брауни; тот взял ее с такой осторожностью, словно лупа могла его ударить. – Получается, Келемин давно работал с наверхниками.
– Получается, что так, – ответил Тавиэль. – Именно он создал Берту как ведьму, до него она такой не была. Поверьте, Коннор, я впервые об этом слышу. Он давно готовился к переселению на поверхность, это точно. Такие вещи не делаются за неделю.
В гостиной было тепло, но Коннора охватило холодом. Получается, что фейери способны наделять людей магией? Тогда понятно, как именно он набрался сил – Эмма богато одарила его, не зная о том. Что, если и она теперь полна магии? Кто возьмет ее силы и куда направит?
«Какие огромные и страшные возможности, – подумал Коннор. – Захотят и сделают волшебником серийного убийцу, например. Вот он тогда наворотит дел – за сотню лет не расхлебать».
– Ты все это по отпечатку видишь? – спросил шеф Брауни. Тавиэль кивнул.
– Да. А для нас важно то, что в Берте сохранилась связь с ее создателем, – ответил он. – Можно попытаться направить ее к нему и выйти на след. Думаю, она приведет нас лучше любой собаки.
– Отлично! – с искренним облегчением воскликнул шеф Брауни. – Скорее бы подняться на поверхность!
Но все оказалось не так просто. Коннор потратил несколько часов на то, чтобы заставить посмертный оттиск Берты двигаться по его приказу, но призрак лишь кружился в воздухе. Лишь иногда, когда Коннор смотрел ей в глаза, Берта вздрагивала и отвечала ему взглядом, полным ненависти.
– Не получается, – разочарованно выдохнул Коннор. – Не могу ее подчинить и направить.
Тавиэль и шеф Брауни, которые сидели на диване, с любопытством наблюдая за тем, как Коннор крутится возле призрака, пытаясь накинуть на него петли заклинаний, озадаченно посмотрели на Берту, что лениво пританцовывала над ковром.
– А если ее сначала прикормить? – задумчиво сказал шеф Брауни. – Как рыбу?
Берта запрокинула голову к потолку и расхохоталась. Коннор мрачно подумал, что возможно все то время, когда он видел ее и считал больным порождением своего разума, она в самом деле была с ним рядом – например, тем вечером, когда он, падая в безумие, напал на Эмму. То-то мертвая ведьма радовалась!
– Кстати, неплохая мысль! – одобрительно воскликнул Тавиэль. – Можно попробовать перебросить ее на вас! Я видел однажды, как такое делали.
«Кровь, – подумал Коннор. – Вряд ли тут есть другой способ».
Он поднял правую руку, и на ногте указательного пальца засветился синий огонек. Коннор осторожно провел пальцем по левому запястью и, когда появились капли крови, резко дернул рукой в сторону призрака. Берта рванулась к летящим каплям, тотчас же изменившись: если мгновение назад это была молодая соблазнительная женщина, то теперь перед Коннором появилось чудовище с оскаленной зубастой пастью – и оно было голодным.
В Берте сейчас не было ни капли того соблазна, который пульсировал в ней раньше. Тварь, алчущая добычи смерть – вот какой ее видели жертвы за минуту до того, как она вгрызалась в них. Коннор почувствовал, как заныли руки, собираясь бросить в нее заклинание и уничтожить, испепелить – в ту же минуту шеф Брауни предостерег:
– Не надо.
Верно, не надо ее бить. Ее надо прикормить, чтобы тварь поняла, кто здесь хозяин. Коннор прикрыл глаза и протянул руку к призраку – в тот же миг Берта присосалась к разрезу, и Коннор понял: пора.
Он швырнул огненную петлю на шею Берты, дернул, затягивая, и Берта издала тоскливый стон хищника, упустившего жертву, и покатилась по ковру, клацая зубами и пытаясь сбросить петлю. Коннор дернул ее на себя; Берта завыла и поползла к нему, уже не пытаясь сражаться. Еще один рывок, и призрак мертвой ведьмы подчинился и смирился.
Коннор ослабил петлю, чувствуя, что вот-вот упадет. Он насквозь промок от пота, перед глазами плыли алые круги, колени сделались ватными. Тавиэль среагировал вовремя: поднялся с дивана, подхватил его под руку. Берта корчилась в ногах Коннора, словно побитая шавка, и на какое-то мгновение Коннору сделалось жаль ее.
Это чувство было настолько
