брата Георгия в 1899 г., Михаил Александрович был наследником престола до 1904 г., когда на свет появился сын Николая II цесаревич Алексей. Великий князь посвятил себя военной карьере и все династические обязанности считал обременительными. Многие современники характеризовали его как простого, открытого и доброго человека. Великий князь Константин Константинович, вскоре после рождения цесаревича, отметил в своём дневнике:
«В пять часов мы с женой поехали навестить вдовствующую императрицу и пили у неё чай. Был и отставной наследник Миша; он сияет от счастья, что больше не наследник».
Однако Манифестом от 14 августа 1904 г. император по сложившейся традиции определил «Правителя Государства» (регента) на случай своей кончины до совершеннолетия наследника – Михаила Александровича[132].
Великий князь получил домашнее образование и поступил на военную службу в 1897 г. Слушал курс в Михайловском артиллерийском училище. С 1902 г. в чине поручика командовал ротой Его Величества лейб-гвардии Преображенского полка. Затем, с 1904 по 1906 г. занимал должность старшего офицера эскадрона лейб-гвардии Кирасирского Её Величества полка, получив в 1904 г. чин штабс-капитана. С 1904 по 1909 г., когда он дослужился до чина полковника, был командующим того же эскадрона. С 1909 по 1911 г. командовал 17-м гусарским Черниговским полком, а в 1912-м был назначен командующим Кавалергардским полком. В 1912 г. великий князь женился морганатическим браком на дважды разведённой Н.С. Вульферт (урождённой Шереметьевской, по первому браку Мамонтовой), чей муж, поручик В.В. Вульферт, был подчинённым великого князя в Кирасирском полку. Брак был заключён тайно, в сербской православной церкви Св. Саввы в Вене. Причём великий князь находился под надзором российских агентов тайной полиции, обязанных помешать женитьбе, однако не справившихся со своим поручением. Эта «скандальная» свадьба вызвала гнев императора. Зная, что болезнь наследника (лейкемия) неизлечима и в любой момент может привести к смерти, Николай II понимал важность личности Михаила Александровича (3-го в очереди на престол) для России и считал, что брат, как и положено великому князю, должен жениться на равной себе представительнице царствующей династии. Михаил Александрович нарушил царский запрет и был жестоко наказан – уволен со всех должностей. Ему запрещалось возвращаться в Россию, а всё его имущество бралось под опеку. Также он больше не являлся возможным регентом. Весьма скромные средства, на которые великий князь содержал себя, жену и родившегося в 1910 г. сына Георгия, высылались Николаем II. Обосновался великий князь в Англии[133].
Однако с началом войны князь стал искать возможности вернуться на Родину. Вскоре от императора была получена телеграмма, разрешавшая возвращение. 11 августа он приехал в Царское Село, проделав путь из Англии через Норвегию и Швецию. Предстояло наладить отношения с Николаем II и его двором, что оказалось непростой задачей, пожалуй так и не выполненной до конца. Большую роль здесь играла императрица Александра Фёдоровна, резко выступавшая против морганатической жены Михаила – Натальи Сергеевны Брасовой (фамилию Брасова она получила по названию одного из имений Михаила). Сама Наталья Сергеевна тоже отличалась жёстким властным характером и не собиралась идти на покаяние к императрице. Более того, вокруг неё скоро образовался кружок приближённых, преимущественно из либерально настроенных деятелей, который даже в шутку окрестили «морганатическим двором». Нерешённость конфликта ещё долго портила отношения между Николаем II и Михаилом Александровичем. Особенно заметно то было в первые месяцы возвращения великого князя на Родину. Он рассчитывал вскоре отправиться в армию на фронт, прося императора в соответствии с его чином поручить ему командовать каким-нибудь полком. Однако вместо этого Николай II велел ему оставаться в Петрограде[134]. Благодаря участию наместника императора на Кавказе генерал-адъютанта графа И.И. Воронцова-Дашкова, вынужденное бездействие продлилось недолго. Л.Н. Воронцова-Дашкова оставила воспоминания о том, как состоялось назначение великого князя. По её словам, у графа Воронцова-Дашкова, одного из высших сановников Империи, бывшего «на короткой ноге» со всей императорской фамилией, возникла идея сформировать из всех кавказских народностей кавалерийскую дивизию[135]. Во главе этого подразделения граф предлагал поставить великого князя Михаила, которого он очень любил и знал с детства. Император ответил на соответствующую телеграмму утвердительно[136].
23 августа 1914 г. Михаил Александрович был произведён в генерал-майоры с зачислением в Свиту императора. В этот же день он получил назначение командующим Кавказской туземной конной дивизией, которую предполагалось использовать на Юго-Западном фронте против австрийцев.
Стоит подробнее остановиться на подразделении, которым предстояло командовать великому князю. Кавказская туземная конная дивизия (более известная как Дикая дивизия) стала уникальным явлением в российской императорской армии. Личный состав дивизии был набран из добровольцев-мусульман, проживавших в Кавказском наместничестве. В Российской империи мусульмане Кавказа не подлежали обязательному призыву в армию, соответствующее распоряжение издал ещё Александр II в конце Кавказской войны. Но среди большинства горцев, воинская доблесть, храбрость и военный опыт оставались важнейшими качествами настоящего мужчины, что в мирное время часто приводило к междоусобным стычкам, конфликтам с властями и казаками. С началом войны отправка наиболее «горячих голов» на фронт позволяла «выпустить пар» и предохранить Кавказское наместничество от возможных потрясений. Никто не знает, как повели бы себя горцы, доблестно сражавшиеся в рядах русской армии, если бы они остались дома в непосредственной близости от наступающих войск их единоверцев-турок (однако следует отметить, что опасения правительства не оправдались – кавказцы в годы Первой мировой войны продемонстрировали полную лояльность). Так или иначе, жители Кавказа получили возможность продемонстрировать свою лояльность царскому правительству. Та важная внутриполитическая миссия, которую играла дивизия, обусловила и особенное отношение к ней русского командования. Внутренние отношения в дивизии строились скорее по патриархальным обычаям, а не по воинским уставам, принятым в остальной армии, однако дисциплину это не подрывало. Например О.Л. Опрышко[137] приводит такие воспоминания ветеранов полка:
«Отношения между офицерами и всадниками сильно отличались от таковых в регулярных частях, – вспоминал офицер Ингушского полка Анатолий Марков. – В горцах не было никакого раболепства перед офицерами, они всегда сохраняли собственное достоинство и отнюдь не считали своих офицеров за господ – тем более за высшую расу».
Подчеркивает это и в очерке «Кавказская туземная конная дивизия» офицер Кабардинского конного полка Алексей Арсеньев:
«Отношения между офицерами и всадниками носили характер совершенно отличный от отношений в полках регулярной конницы, о чем молодые офицеры наставлялись старыми. Например – вестовой, едущий за офицером, иногда начинал петь молитвы или заводил с ним разговоры. В общем уклад был патриархально-семейный, основанный на взаимном уважении, что отнюдь не мешало дисциплине; брани – вообще не было места…
Офицер, не относящийся с уважением к обычаям и религиозным верованиям всадников, терял в их глазах всякий авторитет. Таковых, впрочем, в дивизии и не было»[138].
Несмотря на вышесказанное, иногда всё же приходилось
