Книга Великая Белая Бездна - Бэзил Коппер

и боялся умереть здесь, на глубине многих миль под поверхностью, как крыса в норе. Итак, каким-то образом (хотя в обычное время я бы решил, что это выше моих сил) я взялся за неисправную и трудную в управлении тележку и направился на юг. Время от времени я останавливался и, напрягая слух, прислушивался к малейшему шуму: шарканье шагов, шорох кожистых крыльев или зловещий шепот могли быть признаком того, что меня преследуют. В такие минуты мой разум висел на волоске, и я бы ни за какие деньги в мире не стал терпеть те пытки, которые мне пришлось вынести в течение следующих нескольких дней. И впрямь, к концу этих испытаний мои щеки ввалились, как у старика, а в волосах проступила седина.

В длинных коридорах позади ничто не двигалось; с севера дул теплый ветер, и слабый пульс, с каждым часом становившийся все более приглушенным, по-прежнему передавал свое зловещее послание. Я продолжал слышать его на протяжении долгих миль, как и во время нашего путешествия на север, но постепенно он затих за спиной.

К счастью, у меня был с собой маленький компас, с помощью которого я смог убедиться, что направляюсь на юг: в моем душевном состоянии и последовавшем за этим бреду я без него наверняка слепо пошел бы обратно в северном направлении. Портативная камера, висевшая на ремешке у меня на шее, раскачивалась и задевала о стены, и в конце концов я снял ее и положил на тележку.

Несколько негативов на пленке в самой камере и около дюжины отпечатков в конверте, которые мы захватили с базы вездеходов — вот и все документы Большой северной экспедиции, что мне удалось спасти и сохранить в целости, а о том, как погибло остальное, я расскажу позднее. В тот первый день я сохранял относительную ясность мышления, хотя мое самочувствие постепенно ухудшалось. Я был весь в поту, и ветер, дувший мне в спину, каким бы теплым он ни был, должно быть, вызвал у меня лихорадку, так как моя кожа была ледяной.

В какой-то момент (я давным-давно забыл, показывали ли стрелки моих наручных часов часы дня или ночи) я остановился и вскрыл какие-то консервы, найденные на тележке. На том этапе я был настолько рассудителен, что смог даже рассортировать некоторые припасы. Выбросив за борт более тяжелые контейнеры и несколько громоздких крупнокалиберных ружей и тому подобного оружия, мне удалось значительно облегчить груз. Я не переставал терзаться страхом того, что существа обойдут меня стороной через боковые туннели, как они, вероятно, поступили с несчастными Холденом и Ван Даммом. Я не осмеливался слишком долго размышлять об этом; к счастью, я нашел на тележке бутылку виски и выпил добрую четверть, так что мой разум, полагаю, был к этому времени ослаблен и притуплен.

Слава Богу, я не замечал признаков преследования и по прошествии нескольких часов начал чувствовать себя немного увереннее; конечно, это вполне могло быть связано с алкоголем, но какова бы ни была причина, я вознес хвалу Всевышнему. Я преодолел, должно быть, значительное расстояние, прежде чем наконец рухнул на землю, в объятия милосердного сна.

2

Мое бегство продолжалось. Никто меня не преследовал. Несмотря на детальные расспросы многих выдающихся авторитетов в данной области, я так и не смог дать никакого последовательного объяснения своим перемещениям или четко оценить, сколько дней мне потребовалось, чтобы снова вернуться к цивилизации. Я также не мог точно определить время, когда я в конце концов не выдержал и свалился в лихорадке. Но знаю, что между моим повторным появлением в долине у Черных гор и возвращением в то, что циники назвали бы «цивилизованным обществом», прошло около шести месяцев.

Мне также сказали, что я почти два месяца пролежал в лихорадке и, если бы не самоотверженные усилия французского врача и немецкой медсестры, наверняка умер бы. Возможно, в свете этих унылых последних лет так было бы лучше. Но я забегаю вперед в своем повествовании.

Итак, я продвигался вперед, все еще толкая тележку и ориентируясь по компасу. Видимо, я автоматически брал еду из запасов в ящиках, потому что у меня не осталось ясных воспоминаний о том, как и что я ел все это время.

Не могло быть и речи о формальном распорядке дня. Моя неопрятная борода, дикие вытаращенные глаза и изможденные черты лица скорее всего ужаснули тех, кто нашел меня. И все же я каким-то образом шел все дальше и дальше по этим адским коридорам, пока наконец не оказался в знакомых местах. Воистину, Провидение заботится о дураках, и в конце концов, уставший, больной, близкий к истерике, с угасающими воспоминаниями об ужасающих событиях, свидетелем которых я стал, я снова оказался в пустынном городе Кротх.

Я благополучно пересек реку с ее странным мостом, промозглую и мрачную, как Стикс. Видимо, вскоре после этого, где-то в пригородах, я бросил тележку, которая так хорошо мне послужила. Она должна быть там и сейчас и наверняка останется там навечно, как немой свидетель невероятной глупости человека. Много времени прошло с тех пор, как я принял участие в этой обреченной экспедиции, и сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что только невероятное безрассудство могло привести нас туда.

То было истинное помешательство со стороны тех из нас, кто слепо следовал за другими — и немыслимое безумие со стороны руководителей экспедиции, Ван Дамма и Скарсдейла, которые совершенно ясно понимали, в какие ужасные области на границе человеческого опыта они вторгаются. Могу только предположить, что великая мудрость и великие научные знания идут рука об руку с особенно опасной умственной слепотой. Если бы кто-нибудь из нас имел хоть малейшее представление о том, какая реальность ждала нас в конце этих туннелей, ничто не привело бы участников экспедиции ближе чем на сотню миль к Черным горам.

Должно быть, время от времени я спал, хотя и не помню об этом; страх всегда пребывал у меня за плечом, подгоняя меня вперед сквозь тусклое свечение и странные перспективы Кротха. Здесь я нашел дополнительные припасы и, вероятно, взял то, что мне было нужно для пропитания. У меня не сохранились воспоминания о самом городе, кроме большой центральной площади. Кротх и его чудеса, его сказочная библиотека и все несметные сокровища, накопленные за тысячи легендарных лет, все еще покоятся под бледным сиянием этих тусклых и туманных сводов.

Я бежал все дальше и дальше. Пульс затих, и сухой ветер дул мне в спину, подталкивая меня домой. Видимо, я останавливался на привал,