когда ты кончаешь на его члене? — Он обхватил мое горло одной рукой. Моя голова откинулась на спинку дивана. Все мое тело покалывало, ничего, кроме пучка нервов. — Оставлять синяки на внутренней стороне бедер? — Он потянулся вниз и обхватил мою киску другой рукой. Боже мой. — Твой принц трахает тебя, как подобает злодею?
Я выгнулась дугой в его руках, мое тело отчаянно нуждалось, желая большего. Пожалуйста.
Он наклонился и провел зубами по моему соску через сарафан. Его запах, этот мужественный лесной аромат, наполнил мои легкие и оставил меня под кайфом от него.
— Сейчас мне интересно, какие звуки ты будешь издавать, когда я буду тебя трахать.
Я зарылась пальцами в его волосы и покачивалась на его руке.
Он провел пальцем по моим хлопковым трусикам, просовывая его сквозь ткань.
— Блять, ты в такой же заднице, как и я, — прохрипел он.
Он был прав. Я была очень сильно трахнута. Этот невидимый шнур, который тянулся и тянулся между нами, то сближая нас, то отдаляя, наконец, собирался оборваться. Никаких ритуалов. Никаких зрителей. Никаких игр. Только я, он и эта неоспоримая сила.
— Сними это, — он приподнялся и стянул мое платье, стаскивая его через голову, затем издал низкий, гортанный стон, когда увидел, что на мне нет лифчика. — Черт, я умирал от желания снова увидеть эти сиськи с того дня, когда увидел тебя в ванной. — Его руки метнулись к собственной рубашке, он стащил ее через голову и бросил на пол рядом с моим платьем. Он вытащил из-за спины пистолет и положил его на стол. Пистолет. Я бы замерла, если бы не была так возбуждена. Он расстегнул пуговицы и в горячем порыве выскользнул из брюк, оставив между нами лишь тонкую ткань нижнего белья.
Это было неправильно по многим причинам. Я не должна была хотеть этого так сильно, как хотела. Мое предательство могло бы привести к началу войны, пусть даже тихой, между нашим королевством и Норвегией. А Чендлер собирался оставить после себя лишь несколько синяков и шрамы от разбитого сердца, разрезав меня глубже, чем это мог бы сделать любой клинок. Но мне было все равно. Я хотела его, хотела этого. Я никогда не хотела ничего большего.
Он провел рукой по моей киске, потирая, пока его средний палец скользил вдоль шва. Затем, сжав вместе три пальца, он шлепнул по моему клитору. Сильно.
— Ты все еще хочешь войти, Маленькая Бунтарка? — Спросил он, давая мне последний шанс отступить назад.
Я выгнула спину и прохрипела: — Да. — Мой голос был тихим, хотя мой разум и сердце бешено колотились.
Он снова провел рукой по моему центру. Мои бедра уперлись в него, и он толкнулся еще сильнее.
Он стянул трусы-боксеры ниже бедер, а затем отшвырнул их ногами, освобождая свой член.
Господи Иисусе, он никак не мог поместиться во мне. Он покачивался и шлепался о его рельефный пресс, головка была толстой и блестела от спермы. Такой длинный. Такой толстый. И вены… Боже, вены. Несмотря на это, он выглядел гладким, как шелк, и мне захотелось попробовать его на вкус.
Чандлер обхватил кулаком свою длину, а затем провел кончиком по шву моих трусиков.
Я попыталась снять их, но он остановил меня: — Оставь их, — сказал он, сдвигая их в сторону, обнажая мою мокрую, голую и полностью отданную на его милость киску. — Когда ты войдешь в свой дворец и обнимешь своего отца, когда твой принц поцелует тебя в щеку и поприветствует тебя дома, я хочу, чтобы ты почувствовала меня между своих бедер. Я хочу, чтобы они чувствовали мой запах на твоей коже. — Он вошел в меня, только кончиком, но этого было достаточно, чтобы почувствовать, как я растягиваюсь вокруг него. — Я хочу, чтобы они знали, кому ты теперь принадлежишь.
Я принимала противозачаточные с шестнадцати лет из-за нерегулярных месячных и плохой генетики, но Чендлер этого не знал. Он даже не спрашивал. Все, о чем он заботился, это о том, чтобы убедиться, что весь он претендует на всю меня. В этом было что-то серьезно испорченное, но эротически первобытное.
Его пальцы впились в мои бедра, а в глазах полыхала тьма. Он приподнял мою задницу, лишь немного оторвав ее от кожаного дивана, а затем одним толчком погрузился в меня. Чендлер не был нежным. Он брал. Он требовал. Он владел.
— Тебе нравится, когда тебя так трахают. — Он долбил меня, глубже, сильнее, пока каждая складка и изгиб его подтянутого тела не покрылись капельками пота. — Ты хочешь грубого. — Я схватилась за его бицепсы и встречала каждый его толчок, каждый раз, когда он использовал свою хватку, чтобы прижать мое тело к своему. Это было дико, неистово и по-животному, но именно так и должно быть, когда обрывается пуповина, когда безумие берет верх. Хаос. Первобытный и настоящий. Таким был Чендлер. — Тебе нужно то, что я могу дать.
Я обхватила одной ногой его талию, заставляя его войти еще глубже, так глубоко, что стало больно. Никогда в жизни я так не жаждала боли.
— Блять, — прохрипел он, задыхаясь и вырываясь. — Эни, твою мать.
Он произнес мое имя, мое настоящее имя.
Он переместил одну руку к моему горлу, сжимая его крепче каждый раз, когда входил в меня. Его кожа шлепалась о мою, эхом отдаваясь в воздухе. Я вцепилась в его грудь, дрожа, сжимаясь, плавясь, пока не превратилась в лужу расплавленной лавы.
— Кончи для меня, — сказал он, его голос сочился сексом. — Кончи на меня.
Я прижалась клитором к его тазовой кости, не желая, чтобы это чувство заканчивалось.
Он наклонился и укусил меня за плечо, затем приблизил свой рот к моему уху. — Я сказал, давай.
С его словами оргазм прокатился по моему телу, охватив меня с головы до ног, мои стенки конвульсивно сжались вокруг него. Я откинула голову назад и закричала, звук эхом разнесся по комнате.
Чендлер замедлил движения бедер, наконец, вошел в меня до упора и замер. Его тело напряглось, и в груди раздался глубокий рык, а член запульсировал от разрядки. — Блядь. — Он рухнул на меня сверху, так и не вытащив: — Похоже, я должен Лео пятьдесят баксов, — сказал он между тяжелыми вдохами.
— Какое отношение Лео имеет ко всему этому? — Если бы он сказал мне, что поспорил с Лео о том, что трахнет меня, я бы выбросила его из самолета.
Он усмехнулся, затем откинул влажную от пота прядь волос с моего лба.
— Ты крикунья, детка. — Его член пульсировал во
