– Он обещал, что никому не скажет.
Джулиан раздраженно усмехнулся:
– Ты воображаешь, что его слова были необходимы?
Прислонившись к стене, он рассматривал Эмму. На белом фоне его черные волосы, золотистая кожа, зеленые глаза приобретали драматический оттенок. Когда она увидела Джулиана первый раз в жизни, ей показалось, что все дело в ее болезненном воображении. Сейчас это ощущение внезапно вернулось к ней. Когда-то она считала, что Джулиан поразительно красив. Теперь она не могла так думать.
– Сапнагар и солдат, – сказал он. – Я узнал их.
– Ты…
Как же она глупа! Но Сапнагар не столь важен в той картине. А вот солдат… Откуда она могла знать, что Джулиан его запомнит?
За стеной публика взорвалась аплодисментами. Двери распахнулись, выпустив нескольких гостей. Проходя мимо, они оборачивались на Джулиана, и Эмма слышала шепот: «Оберн», «щека». Джулиан ничего не замечал.
– Я должен поздравить тебя, Эмма. Твое мастерство удивительно. Королевская академия… грандиозный успех.
У нее внутри все словно узлом стянуло.
– Продолжай в том же духе, и ты разоблачишь меня.
– Только если нас подслушают.
Намек заставил Эмму усмехнуться.
– Неужели ты всерьез думаешь, что я с тобой куда-нибудь пойду?
Джулиан пожал плечами:
– Ты хочешь сохранить анонимность. Что ж, это твое право. Твои картины мощные и… провокационные, Интересно, сознаешь ли ты сама их значимость?
Джулиан смущал ее. Эта беседа, попытки парировать его реплики сродни поединку с неуловимым мотыльком, Эмме это не нравилось. Ее настораживало, что Джулиан не вызывает у нее возмущения.
– Нам не о чем говорить.
– Мы можем поделиться правдой.
Она не хотела знать его правду. Того, что она уже знала, довольно, чтобы нарушить ее покой и сон.
– А почему это должно меня интересовать?
Джулиан улыбнулся, сейчас его улыбка не была приятной.
– Это становится абсурдным. Ты, случаем, не страдаешь амнезией относительно того, что произошло между нами?
– Это было четыре года назад, – сказала она. – Много воды с тех пор утекло.
– Это стоячая вода.
Из гостиной выходили все новые гости. Они, казалось, проявляли необычайный интерес к Джулиану.
– Оберн, – окликнул его какой-то молодой человек, – похоже, вам следует перейти в клуб изгнанников. Он новый, но уже получил многообещающую репутацию.
Джулиан повернулся на голос. Эмма не видела его лица, но говоривший джентльмен побледнел и поспешно ретировался.
– О чем они?
Повернувшись к Эмме, Джулиан пожал плечами:
– Кажется, меня собираются изгнать из моего клуба.
– За что?
– За плохой характер. Так мы идем?
Эмма не знала, как поступить. Сжав кулаки, она хотела было отойти, но задержалась.
– Почему ты не оставишь меня в покое?! В конце концов, раньше тебе это прекрасно удавалось!
– И все-таки нам придется поговорить, – вздохнул Джулиан и взял ее за руку. – Идем.
Его пальцы были горячими. И пахло от него по-прежнему. Запах окутывал ее: сандаловое дерево, лавровое мыло, тонкий аромат его кожи, тела, которое однажды слилось с ее телом. Джулиан вел ее по коридору. Лампы, казалось, то вспыхивали, то тускнели. Ее голова стала поразительно легкой и словно парила над ней, отделившись от стебля шеи. Эмма не могла поверить, что идет за ним. Но есть ли у нее выбор?
Джулиан открыл дверь.
– Не годится, – сказал он и, положив руку Эмме на талию, подтолкнул дальше по коридору. Следующая комната его удовлетворила. – Замечательно – Он провел Эмму внутрь.
Она отстранилась от него и пошла по красивому серо-коричневому ковру, обхватив себя руками, чтобы успокоиться. Она не знала, как ей быть.
– Ты должен оставить меня в покое, – сказала она, глядя в пространство.
Возле стола стоял глобус размером с колесо кареты, удивительный и необычный. Эмма вдруг припомнила, что слышала о нем, это знаменитый глобус Ардсмоуров. Шагнув вперед, она тронула пальцем Англию. Какой маленькой и беззащитной кажется ее страна среди обширных вод Мирового океана.
Его ладонь легла на ее руку.
– Нет, – сказал Джулиан, и его губы задели ее ухо. От его дыхания по коже побежали мурашки. Эмма спиной чувствовала жар его тела, их разделяла всего пара дюймов. Она шумно вздохнула. У нее перехватило дыхание. – Давай вернемся сюда? – негромко сказал он и двинул ее руку по поверхности шара, чуть нажимая, чтобы глобус вращался, и ее палец вскоре уперся в Индостан.
– Где это было? – Он подвинул ее палец к Дели. – Здесь. Почти четыре года назад. Я увидел тебя в саду. Ты стояла, подставив лицо ветру.
Эмма закрыла глаза. Его пальцы напряглись на ее руке.
– Открой глаза, – жестко сказал Джулиан. – Если я могу перенести это, ты тоже сможешь.
Ее вздох походил на рыдание. Она видела реакцию Джулиана: рука сжалась, костяшки пальцев побелели.
– Ты была в саду, – повторил он. – Тебе не понравилось вино. Ты была права, оно оказалось отвратительным. Здесь, в Дели, мы с тобой говорили в первый раз. И впервые коснулись здесь друг друга. То было сладко, Эмма, Так сладко. – Его губы задели ее шею. Это не был поцелуй. Просто… прикосновение. Оно не имело никакого отношения к той давней встрече в Дели. – Ты помнишь? – проговорил он, и память захлестнула ее, снова вызвав те давние ощущения.
Тогда у нее точно так же сжалось все внутри. Но тогда ей это понравилось, а сейчас хотелось кричать. Сейчас это было такой же тихой пыткой, как капающая в водяных часах вода во время мигрени. Боль становилась все сильнее. Боль, с которой она покончила, которой больше не должно быть! Эмма покачала головой.
Джулиан чуть отстранился.
– А потом, – сказал он после долгого молчания, когда она могла слышать в его голосе только твердую решимость, – потом началась война. И ты оказалась здесь. – Он подвинул ее руку к заштрихованной области с надписью «Раджиутана». – Ты собиралась когда-нибудь посмотреть, где была? Вернувшись на родину, ты пыталась найти, где находится Сапнагар?
Эмма старалась глотнуть. Нужно проглотить ком в горле. Ей хотелось, чтобы ее голос был столь же твердым, четким и ясным, как у него.
– Нет!
– А знаешь, Кавита все еще поминает тебя в своих молитвах. Упоминает твое имя в каждом письме. Она все еще называет тебя сестрой. – Джулиан сделал паузу. – Я не стану сообщать ей, что ты не искала на карте Сапнагар. Не думаю, что она тебя поймет.
