Мишу и мягко веду взглядом по его рукам. Кольца нет.
— Джессика, — мягко говорит он. — Ты хочешь спросить, что с моей свадьбой. Её не было.
— А что так? — мой голос получается излишне дерзким.
Он встаёт, подходит ко мне и становится снова слишком жарко в этой маленькой кухне. Жарко, но безопасно и как-то правильно, когда Миша в двух шагах от меня. Когда может докоснуться рукой.
— Ты должна понимать, что Артур тебе соврал. Я пытался поговорить с тобой, но…
— Но свадьба должна была быть? — перебиваю я. — Или это ещё один спектакль?
— Нет. У нас с Джесс хорошие партнерские отношения. Она отлично меня понимает в деловом плане, я её. И недавно мы решили, что можем и жениться, чтобы не было проблем с документами и чтобы соединить наши компании. Тем более, что ни я, ни она так и не нашли того, кого-то, столь серъезного. Кого-то на всю жизнь.
— То есть, это брак… деловой? — я не знаю, как и сказать.
— По документам. Мы друг другу в сексуальном плане ничего не должны, ни верности, ни близости. У неё свои мужчины, у меня свои женщины.
— Почему?
Он чуть хмыкает.
— Джесс моя бывшая. Как я могу смотреть на неё, как на женщину, когда за две недели до нашей первой и настоящей свадьбы, я за волосы снимал её с члена своего брата, скажи мне?
Мне очень хочется в это верить. Отчаянно, но я не показываю радости. Только киваю.
— А чего ж отменили тогда свадьбу? Если такие партнерские отношения?
— Потому что я нашёл ту, что на всю жизнь.
Я не знала, что слова могут заставить тебя улететь куда-то в небо и упасть без парашюта. Смотрю на Мишу и слышу как сзади уже вскипел чайник.
Миша же продолжает рассказывать:
Она была очень недовольна. Пришлось задержаться почти на полтора месяца, полностью разрывать с ней всё договоры.
Поворачиваюсь, вожусь с чайником. Руки трусятся, но я по привычке забиваю трудом ураган мыслей и чувств.
— Анечка, — слышу я голос сзади.
От этого голоса, это слова и того, как его говорит Миша я замираю в постыдном удовольствий. Готова купаться в том, как он меня называет.
Миша становится ещё ближе. Чувствую его руки на своих, своей спиной его тело. Так хочется просто закрыть глаза, и откинуть голову.
— Я рассказал тебе почти всё, есть то, что я считаю, должна рассказать тебе сама Маша. Так будет правильнее. Мы условились, что она будет ждать тебя в кафе внизу.
Маша… как они могут быть связаны? Что она может мне рассказать?
— А ты?
— А я теперь должен спросить у тебя. Маше позвонили, сказав, что ты в больнице. Когда мои люди следили за тобой, кстати, очень погано ведь ты их палила несколько раз.
Я несдержанно хихикаю.
— В Москве с такими машинами легче затеряться.
— Это верно… Анют, они видели, что ты частенько заходила в клинику. В большой комплекс больничный. Я думал, сначала, что я просто заставлю врачей отдать твою историю болезни через Машу, как родственника. Но я хочу, чтобы ты была со мной честной. Ты чем-то заболела? Просто скажи чем, и мы найдем лучших врачей и всё устроим в любой стране… в этом захолустье не думаю, что что-то понимают вообще.
Он не знает. Я почему-то надеялась, малодушно, что мне не придется этого говорить и встречаться лицом к лицу со своим страхом.
Но судьба решила иначе.
Я разворачиваюсь снова к Мише. Он смотрит выжидающе.
— Я не заболела… я беременна.
Мои хорошие, после обеда будет вторая прода и эпилог. История завершится сегодня.
И да, есть ли предположения, про Машу? И какие вопросы ещё остались?)
Искать свой «фонарик»
Его глаза округляются. Он сводит взгляд вбок, о чем-то сильно задумавшись.
— Надо следить за его здоровьем, если Артур отец, то…
— Нет! — я резко качаю головой. — Это не его ребёнок, Миш. Это твой!
Кажется, впервые за всё время нашего знакомства я вижу его по-настоящему обескураженным.
— Ты уверена?
— Абсолютно, — меня уже обижает это недоверие и я скрещиваю руки на груди.
— Анечка, — шепчет он и в один миг хватает меня, чуть приподняв над землей.
Я в панике цепляюсь в него руками и ногами.
— Пусти! Сумасшедший! — визжу я и нервно смеюсь.
Он только смеется от моей реакции, но мягко усаживает на столешницу, тут же накрыв мои губы своими.
Я погружаюсь в ласковый поцелуй, обвиваю Мишу. Но что-то не дает мне до конца насладиться нашей нежностью.
Мягко отстраняюсь от него.
— Миша, я должна сказать… Я всю жизнь верила а потом меня предавали, я снова верила и снова предавали. Я очень сильно хочу тебе верить, но если ты предашь, если… Я не выдержу, понимаешь? Я умру, я прекращу верить не просто в любовь, или в людей. Я прекращу верить вообще во что-либо. Я не смогу…
Он слушает меня серьезно и спокойно.
— Аня, я тебя понимаю, я чувствую нечто очень похожее. я тоже не верил уже никому и ни во что, я тоже был предан столько раз. И ты… ты первая и единственная, кто доказал, что этот мир ещё не совсем прогнил. Ведь если такие как ты, значит, ещё не всё потеряно. И я тебе обещаю. Обещаю, что ты можешь мне верить во всем и всегда. Со мной ты сможешь быть любой и тебе не надо быть сильной, не надо быть циничной, злой или закрывать свои чувства. Я сделаю всё, чтобы ты и он или она, — он кивает на мой живот. — Чтобы вы могли позволить себе быть добрыми и верующими. Я буду вашим оплотом, вашей броней, вашей стеной, вашим чем угодно. Потому что ты, Аня, ты — мой дом. Я тебя люблю, Аня.
Он гладит мне щеку а я не сдерживаюсь от слёз, что теперь не остановить. Мне хочется их стыдливо спрятать, но я сдерживаюсь и позволяю ему видеть мою слабость. Видеть меня настоящую, обнаженную до самой глубины души.
— Я тоже тебя люблю, Миша.
Просто кладу голову ему на грудь ощущая его мягкие поцелуи на своем затылке. Так мы и стоим какое-то время.
— Чайник уже остыл, — говорит Миша.
— Угу, — киваю я и только сильнее обнимаю его.
— Куда ты хочешь уехать?
Я отодвигаюсь.
— Уехать?
— Ну да. Я свободен, подготовил все в США так, чтобы не нужно было туда улетать каждый месяц. Могу быть в Москве, в Питере, в Сочи… где бы
