Сквозь полуопущенные веки она смотрела на галоп мускулистых животных, не вникая при этом в ход соревнований, так бывает, когда смотришь на циферблат и потом не можешь сказать, который час. Эдна не знала, который час. Стемнело и стало немного прохладнее. Вот только ничего не закончилось. Женщина все еще была на крыше. Каждые двадцать минут взвывали сирены, синий свет проблесковых маячков пробегал по занавескам — предупреждающий сигнал, который невозможно было не заметить, окрашивал даже одеяло, которым укрывалась Эдна.
— Уму непостижимо, — проворчала она.
Чем дольше это длилось, тем сильнее были спазмы в желудке. Весь день казался вязким и бессмысленным, как никотиновая жвачка. Эдна уже стала сомневаться, не поторопилась ли она с вызовом полиции. Женщина давно бы уже спрыгнула, если бы действительно хотела умереть. Нет, Эдна вмешалась в нужный момент и воспрепятствовала этому. Она встала с постели и вышла в сад. Яркий мелькающий свет мигалок отражался от фасадов напротив, прорезая кусты и мысли Эдны. Она встала на садовый пластиковый стул и заглянула через каменный забор. У зеленого дома еще стояли люди, но их было гораздо меньше, чем днем. Поход в магазин на углу обернулся сущим кошмаром. Это узколобые мещане как стервятники, жаждущие сенсации, набросились на трагедию. Можно подумать, иначе они бы умерли со скуки. В такие моменты Эдна проклинала жизнь в маленьком городке. На этот гнилой компромисс она пошла лишь из-за того, что вокзал был достаточно далеко, чтобы не попадаться ей на глаза. Те немногие, кто остался на площади, — это, должно быть, родственники, полиция и пожарные и парочка представителей прессы на всякий случай. Женщина все еще ползала по крыше, освещенная полицейскими прожекторами. По ее вялым движениям было видно, что она без сил. Она разобрала почти всю восточную сторону кровли. «Хоть бы ночью не пошел дождь», — подумала Эдна и тут же устыдилась своих мыслей. Глубоко внутри, чуть выше диафрагмы, она понимала ярость этой женщины и ее неспособность усидеть на месте. Эдна покачала головой и слезла со стула. У нее вспотели ладони, и если бы она заткнула уши, то услышала бы тихий свистящий звон — сигнал, что система контроля в ее теле работает на пределе. Она понимала, что с ней происходит. Последний раз такое случалось уже очень давно, однако она помнила и знала, что ей необходимо успокоиться. С помощью фонарика она искала в саду Козиму, но нигде не могла ее найти. Ей хотелось взять черепашку на руки, усадить на колени и почесывать ее морщинистую шею. Козиме это не нравилось, поэтому Эдна делала так крайне редко, только когда не было выхода, когда руки без остановки тряслись или когда ей снилась кровь на щебне, мальчик в кожаной куртке с лопнувшим животом под локомотивом, зовущий ее на помощь. Эдна закурила сигарету, мигалки окрашивали дым в синий цвет. Все сложилось бы намного хуже, если бы она ничего не предприняла. Без всяких сомнений.
Ровно в 22:23 у нее второй раз за день кончились сигареты. Эдна обыскала весь дом: ящики в прачечной, этажерку для обуви, каждую сумку и пальто — ни одной завалявшейся сигареты. Она нащупала в кармане юбки прибереженную десятку. Днем она купила пачку за мелочь из кухонного шкафчика — целую горсть монет по пять и десять центов. Ей было неприятно вспоминать о том, как она потеряла самообладание перед тележурналистом, она не хотела говорить это вслух. И все же ей надо немедленно отправиться в кафе Розвиты: только там она могла достать сигареты так поздно. Женщина находилась на крыше уже больше тринадцати часов; что, если она решит прыгнуть именно сейчас, когда Эдна будет проходить мимо? Она затушила последнюю сигарету в пепельнице у гардероба и погладила свой ноющий живот. Выхода нет. Без никотина она не переживет эту ночь.
На террасе у Розвиты по-прежнему было многолюдно, почти все места заняты. Семья из пяти человек даже умудрилась втиснуться за один столик, повернув все стулья к главному зрелищу; у каждого на коленях стояла тарелка с горячей шарлоткой, которую они торопливо ели, открывая рты и втягивая воздух после каждого куска, чтобы не обжечь нёбо еще не остывшими яблоками. Эдна подошла к прилавку и заказала две пачки «Мальборо».
— Подожди на улице, — попросила Розвита, — я скоро вынесу. Сегодня я обслуживаю только на террасе, там слишком много посетителей. Извини.
Эдна села снаружи прямо у входа за крохотный столик, на котором Розвита держала сменные пепельницы. Она нетерпеливо стучала пальцами по металлической столешнице, глядя на лежащую возле пепельницы зажигалку.
— Вот, ты заслужила. — Розвита поставила перед ней кружку пшеничного пива и блюдце с арахисом. — Насколько я слышала, сегодня не твой день. За счет заведения.
Эдна в благодарность кивнула и покрутила кружку в руках. Розвита хотела как лучше. И все же. Теперь Эдне придется сидеть здесь, пока она не допьет пиво. Она поскорее открыла пачку сигарет и оглядела присутствующих. Среди них были Тереза с Вернером — два обанкротившихся стервятника. В магазине весь день стоял ажиотаж, она видела очередь из окна. Оба потягивали коктейли. Обычно-то они не могут себе этого позволить, думала Эдна. С каждым глотком пива в ее желудке вспенивалась злость, поднимаясь до груди. Злость на жалких зевак, что невозмутимо ели пироги и пили коктейли; злость на женщину на крыше, что спустя столько лет пробудила тремор в ее конечностях; злость на себя и воспоминания, которые вернулись после того, как она затолкала их в самый темный уголок своего сознания.
— Какое расточительство налоговых денег! — воскликнула она после второй сигареты. Эта мысль вырвалась из нее как кашель, как раздражитель, с которым она была не в силах бороться. — Позорище! С такими разговор должен быть коротким: бах — и снять ее с крыши. Вот именно. Она все равно устала от жизни, так к чему вся эта возня?
На нее обернулась Тереза и еще несколько посетителей. Эдна стукнула кружкой по столу, расплескав пиво. Она почувствовала себя неловко, заметила, как к горлу подступает еще больше слов, которые ей совсем не хотелось произносить.
— Разве я не права? Одни полицейские стоят бешеных денег. Нам всем это дорого обойдется, говорю вам. Если не хочет жить, пусть залезет в ванну с феном или наглотается таблеток, чтобы никого в это не впутывать.
Розвита, которая слышала все изнутри, вышла на террасу и молча поставила перед Эдной большой стакан с водой. Она отодвинула его в сторону и закурила еще одну сигарету.
— Да вы же все думаете
