Ознакомительная версия. Доступно 37 страниц из 183
class="p1">— Мадемуазель де Невер, — сказал ей Гонзаго, — подойдите и обнимите свою мать.
В тот же миг донья Крус засветилась неподдельной радостью. В ее порыве не было никакой наигранности. В том-то и заключалось высочайшее искусство Гонзаго: он отнюдь не хотел, чтобы главную роль в этом спектакле исполняла лицедейка. А донья Крус искренне верила. Ее ласковый взгляд тотчас же обратился к той, кого она считала своей матерью. Она сделала шаг к ней и уже раскрыла объятия. Но руки ее опустились, веки тоже. Холодный жест принцессы пригвоздил девушку к месту.
К принцессе вернулись подозрения, что совсем недавно отравляли ее одиночество, и она, отвечая только что возникшей у нее мысли, которую внушил ей внешний вид доньи Крус, негромко произнесла:
— Что сделали с дочерью де Невера? — Затем уже громко добавила: — Бог свидетель, сердце мое полно материнской любви. Но если дочь де Невера вернулась ко мне запятнанной хотя бы капелькой грязи, если она хоть на минуту забыла гордость своего рода, я закрою лицо и скажу: «Невер весь умер!»
«Дьявол меня побери! — подумал Шаверни. — Уже несколько минут назад я готов был бы поклясться, что так оно и будет!»
Но в этот миг подобного мнения придерживался он один. Суровость принцессы Гонзаго казалась противоестественной и даже ненормальной. Пока она говорила, справа раздался негромкий звук, словно за портьерой тихонько открылась дверь. Но принцесса не обратила на это внимания.
Гонзаго, молитвенно сложив руки, произнес таким тоном, словно сомнения принцессы были сродни святотатству:
— Сударыня! Сударыня! Неужели это говорит ваше сердце? Мадемуазель де Невер, ваша дочь, чиста, как ангел.
На глаза несчастной доньи Крус навернулись слезы.
Кардинал наклонился к Авроре де Келюс.
— Если у вас нет ясных и внятных доводов для сомнения… — начал он.
— Доводов! — прервала его принцесса. — Мое сердце молчит, глаза сухи, руки не раскрываются в объятии — разве это не доводы?
— Милостивая государыня, если иных доводов, кроме этих, у вас нет, то, честно признаюсь, я не смогу бороться с единодушным, как мне кажется, мнением совета.
Аврора де Келюс обвела угрюмым взором собравшихся.
— Как видите, я не ошибся, — зашептал на ухо герцогу де Мортемару кардинал, — она все-таки немножко сумасшедшая.
— Господа! — воскликнула принцесса. — Неужели вы уже осудили меня?
— Успокойтесь, ваша светлость, — отвечал президент де Ламуаньон. — Все, кто находится в этой зале, вас почитают и любят, и прежде всего светлейший принц, давший вам свое имя.
Принцесса поникла головой. Президент де Ламуаньон продолжал с некоторой суровостью в голосе:
— Действуйте, как вам подсказывает совесть, и ничего не бойтесь. Этот совет созван не для того, чтобы карать. Ошибка — не преступление, а всего лишь беда. Если вы ошибетесь, ваши родственники и друзья проявят к вам сочувствие.
— Да, я очень часто ошибалась, — промолвила принцесса, не поднимая головы. — Но если в этой зале нет никого, кто взялся бы меня защитить, я буду сама защищать себя. У моей дочери должно быть доказательство законности ее рождения.
— Какое доказательство? — осведомился президент де Ламуаньон.
— Доказательство, подписанное самим господином Гонзаго, страница, вырванная из приходской книги келюсской церкви. Вырванная моею собственной рукой, господа! — подняв голову, добавила она.
«Вот это-то я и хотел узнать», — подумал Гонзаго.
— Сударыня, у вашей дочери будет это доказательство, — громко произнес он.
— А, так, значит, его у нее нет? — воскликнула Аврора де Келюс.
После этого восклицания по залу прошел ропот.
— Уведите меня отсюда! Уведите меня! — заливаясь слезами, всхлипывала донья Крус.
Но что-то, видно, пробудилось в сердце принцессы, когда она услышала отчаянный голос бедной девушки.
— Господи! — воскликнула она, воздев руки к небу. — Господи, просвети меня! Господи, ведь нету страшнее несчастья и ужаснее преступления, чем оттолкнуть свое дитя! Господи, я взываю к тебе из бездны своей, ответь же мне!
Внезапно все увидели, как она вздрогнула и лицо ее просветлело.
Она взывала к Богу. И на ее воззвание ответил таинственный голос, которого не слышал никто и который, как показалось ей, исходил с неба. Этот голос произнес за портьерой два слова — девиз Невера:
— Я здесь!
Принцесса, чтобы не упасть, схватилась за руку кардинала.
Обернуться она не осмелилась.
Но может, этот голос действительно прозвучал с неба?
Гонзаго не понравилась эта внезапная перемена в настроении принцессы. Он решил нанести последний удар.
— Сударыня! — вскричал он. — Вы воззвали к творцу всего сущего, и Бог вам ответил, я это вижу, я это чувствую. Ваш ангел-хранитель борется у вас в душе с внушениями зла. Сударыня, не отвергайте счастье после долгих лет страданий, которые вы так благородно переносили. Сударыня, забудьте про руку, что положила вам в ладонь сокровище. Я не требую награды, я прошу только одного: взгляните на свое дитя. Вот она стоит, трепеща, убитая приемом, который оказала ей мать. Сударыня, прислушайтесь к себе, и голос сердца даст вам ответ.
Принцесса взглянула на донью Крус. А Гонзаго с воодушевлением продолжал:
— А теперь, когда вы посмотрели на нее, я именем Бога живого спрашиваю вас: разве это не ваша дочь?
Принцесса ответила не тотчас. Она невольно полуобернулась к портьере. Голос, слышимый только ей одной, поскольку никто не подозревал, что с нею кто-то говорит, произнес одно-единственное слово:
— Нет!
— Нет! — уверенно повторила принцесса.
Твердым взглядом она обвела залу. Она больше не чувствовала страха. Кем бы ни был таинственный советчик, скрывающийся за портьерой, она верила ему, потому что он сражался с Гонзаго. А кроме того, он исполнил предсказание, появившееся в ее молитвеннике. Он произнес: «Я здесь». Он явился с девизом де Невера.
В зале же раздавались, негодующие возгласы.
Возмущение Ориоля и компании не знало границ.
— Это уже слишком! — бросил Гонзаго, жестом утихомиривая чересчур шумно негодующую священную когорту. — Человеческое терпение имеет границы. Я вынужден в последний раз обратиться к ее светлости принцессе и сказать ей: «Чтобы отвергать очевидную истину, нужны основательные доводы, весомые и неопровержимые».
— Увы! — вздохнул добряк-кардинал. — Это мои собственные слова. Но когда у женщины в голове что-то сдвигается…
— Сударыня, у вас есть таковые доводы? — спросил Гонзаго.
— Да, — подсказал таинственный голос.
— Да, — в тот же миг ответила принцесса.
Гонзаго смертельно побледнел, губы у него задрожали. Он чувствовал, что здесь, внутри совета, созванного ради него, существует некое неощутимое враждебное влияние. Он чувствовал, но тщетно пытался найти, откуда оно исходит.
За эти несколько минут вдова Невера разительно переменилась. Мрамор стал плотью. Изваяние ожило. Отчего произошло это чудо? Перемена случилась в тот момент, когда растерявшаяся принцесса в отчаянии воззвала к Богу. Но Гонзаго в Бога не верил.
Он вытер пот, выступивший
Ознакомительная версия. Доступно 37 страниц из 183
