дурак-дураком, вроде бы ухмылялся и временами зорко на нее поглядывал. Он чуял, что бабенка не так проста, и что не только страх перед ревнивым бывшим милым другом ее тяготит.
– Сваливать тебе надо! – с этим он был согласен. – Скрыться. Тут надо подумать.
Придумал он вот что: женщин в поселке мало, практически все разобраны. С хранением документов все бабы сверхаккуратны. У мужика паспорт украсть проще. А не побыть ли какое-то время Шуре мужиком? Комплекция подходящая, при больших объемах – груди почти и нет. Будет утягивать. Годик-другой, а там видно будет. Найдется женский паспорт. Как-нибудь легализуется!
Они использовали уже проверенную схему: разбежались как бы. Встречались нечасто, в безлюдных местах. Гена широко анонсировал свой отъезд, зачитывал со слезой в голосе письма матери, призывающей блудного сына вернуться, досмотреть ее одинокую старость.
Потом Гена, наконец, выкрал паспорт у приятеля, напоив того до поросячьего визга. Приятеля звали Александром, Сашком. Ну не знак ли судьбы?
– Не нужно переучиваться, – шутил Гена, – была Шурой, станешь Шуриком. И возраст подходящий, всего три года разницы. Фотографию переклеим – делов-то куча!
Сашок спохватился не скоро, и долго не мог сообразить, где же это он сумел посеять документы. Все искал по углам, а Гена ему помогал и журил: пить, мол, меньше надо. И это он говорил вполне искренне.
Шура вскоре тоже поняла, что Гена отнюдь не так прост, как кажется. Она подала заявление на увольнение и, отработав положенные две недели, отбыла в теплые края. К подруге, в Анапу, сказала всем. А перед отъездом, поколебавшись, рассказала Гене о заначке.
– А ты баба не простая! – буквально повторил ее слова. – Значит, ты знала, где деньги?
Шура скромно пожала плечами. Услуга за услугу, раз уж им теперь в одной лодке плыть. А деньги все равно года три трогать нельзя будет, да и потом – осторожно.
Почему открылась? Кажется, Гена – то, что ей надо.
Гена опять хитренько ухмылялся и даже дал ей адресок своего друга – перекантоваться до его прибытия. Он ее не провожал – расстались же, теперь чужие люди.
В поезд села Александра Григорьевна Коротун, с зачуханным, видавшим виды, в пятнах от дальних странствий чемоданом, а к волжским берегам прибыл Лямин Александр Васильевич. Чемодан был тот же. А оставшийся бобылем Гена отработал еще месяц, а потом помчался на материнский призыв.
Артюховск Шуре понравился поначалу, но потом она заскучала. Пыльный сонный городишко. Старалась не высовываться, не светиться особо – магазин там, рынок… С соседями была вежлива, но не общительна. Как-то от великой скуки посетила музей купеческого быта, благо никуда ехать не надо было, музей располагался в старой части города. Наслушалась там баек всяких про клады.
Друг Гены с семьей с ранней весны до поздней осени жил на даче, неподалеку от города: сажали, пололи, крутили свои помидоры-огурцы… Шурик стал для них бесплатным сторожем. Андрей, друг Гены, утром приезжал на своей «Ладе», оставлял ее во дворе и шел пешком на работу. Ходьбы тут было минут десять. По пути завозил жену на ее работу. Вечером уезжали обратно на дачу, готовиться к новому весенне-летнему сезону: парник налаживать, грядки зачищать, редиску сеять. Трудяги, они еще и приторговывали немножко огородиной. Дача была им хорошим подспорьем. Почва в Нижнем Поволжье просыхает рано, да еще если и зима была бесснежной, как нынешняя.
Скучать Шуре долго не пришлось, скоро нагрянул Гена. Они покинули гостеприимный Артюховск и перебрались в Пороховое: Гену вскоре позвали работать к археологам, а Шурика он еще раньше пристроил чеканщиком в юрту ремесленника – на место одного умершего старичка. Дело нехитрое, и медведей танцевать учат.
Потом надыбали клад. Чудеса, да и только! В золотоносных краях не озолотились, а в голой степи – на тебе, золото под ногами валяется, только надо в подходящем месте порыться. Гена молодец!
– Я – невеста богатая, – говорила иногда Шура Гене, а это – твой вклад в наш будущий семейный бизнес.
Свой потрепанный чемодан Шура спрятала еще в Артюховске, а куда – Гене не говорила, хоть он и обижался на ее недоверие. Паспорт она утащила еще у попутчицы в поезде, когда добиралась в Артюховск, но до поры до времени его припрятала. Предпочитала какое-то время побыть Шуриком. Но не Александром же Васильевичем Ляминым ей замуж идти? В нашей стране однополые браки не узаконены!
Раз в месяц, в будний день, – а выходной у нее был в понедельник – она втайне от Гены ездила в Артюховск. То, что автовокзал располагался рядом с железнодорожным, было очень удобно: не надо мотаться по городу. Вышел из автобуса, сходил к камерам хранения, и опять в автобус. Полдня уходило на поездку, Гена и не подозревал ничего: Шурик-чеканщик жил в своей юрте постоянно, в селе появлялся редко. У Гены выходной был скользящий, можно было подстроиться.
Раньше Шурик усов не носил, но когда столкнулся возле дома археолога Шпигалева с одной из музейных теток, которая в единственный его поход в музей экскурсию проводила, на всякий случай прилепил усы, покрасил волосы и поменял стрижку. Мало ли что?
Хотя маловероятно, что тетка обратила на него внимание и запомнила. В таком-то солидном возрасте, да и людей, поди, у них за день немало проходит. И Шурик тогда, примкнув к небольшой группе экскурсантов, благоразумно стоял позади толпы. Но когда с этой же теткой повстречались в тот день у крепостной стены Сарая, похвалил себя за предусмотрительность.
Что-то в последнее время везет ей (ему) на музеи и клады! Так, глядишь, и к основной профессии возвращаться не будет необходимости. Заживет в достатке нормальной гражданкой, мужней женой.
* * *
МНС Павленков мотался, как гончая, между степью, Пороховым и областным центром. Шпигалев, как и предполагал, задерживался в столице. Но он не предполагал, что настолько. Вздумалось им там именно в это время симпозиум проводить.
Павленков, подустав от хозяйственно-организационных забот, уже и не рад был самостоятельности и свободе действий, о которых мечтал, и отсутствию опытной, надежной спины старшего товарища.
Подсунутое хитромудрым Хромосовым «новое приобретение» – рабочий-землекоп Гена Звягинцев – Павленкова не радовало. Поначалу Звягинцев взялся рьяно, но быстро остыл. Ребята из бригады жаловались, что отлынивает – то язва обострилась, то мать позвонила, плохо себя чувствует, скорую вызвала. Седлает свой старенький велосипед и уезжает. А ведь сезон только начался, еще и работы настоящей не было.
«Избавляться надо, пока не поздно», – думал Павленков. – Шпигалев за такого работничка не похвалит. Впрочем, пусть он по этому поводу
