class="p">Своей кульминации шопинг-мазохизм достигает в так называемом triangle d’or («золотом треугольнике»), расположенном в Восьмом arrondissement, к юго-западу от Елисейских Полей. Здесь, вдоль засаженной деревьями авеню Монтень, в особняках très chic представлены коллекции французских домов моды: «Диор» (дом № 30), «Нина Риччи» (дом № 39), «Шанель» (дом № 42 – вероятно, дома № 5 и № 19 оказались уже занятыми) и «Хлое» (дом № 44). Небрежно припаркованные в два-три ряда «феррари» и другие автомобили топ-класса, очевидно, призваны накалить и без того удушливую атмосферу роскоши (хотя на самом деле их здесь паркуют швейцары ресторанов или гостиниц).
Модные магазины расположены, как правило, в глубине тротуара, чтобы дать возможность покупателям остановиться и глотнуть воздуха, после того как они увидели бешеные цифры на дисплее машинок для кредитных карт, и, конечно, чтобы прийти в себя после нервного возбуждения от участия в непрерывном модном марафоне.
Похожая картина и на другой стороне Елисейских Полей, рядом с площадью Согласия. Те же бренды, машины, стоящие впритык друг к другу на более узкой улице Фобур-Сент-Оноре, где вы с легкостью можете быть снесены с тротуара безупречно одетой и причесанной parisienne с только что купленной парой идеальных туфель, спешащей в такси, которое доставит ее на ланч. Здесь показателем роскоши является не парковка автомобилей служащими ресторана или гостиницы, а лимузины, развозящие дипломатов и политиков в посольства и Елисейский дворец, который находится на этой же улице.
Да, парижская индустрия моды обосновалась в самом сердце истеблишмента, и так было всегда…
Короли и королевы мира моды
Говорят, что сегодня большинство из нас живет под давлением моды, одеваясь так, как диктуют глянцевые журналы или универмаги. Но и в прошлые тысячелетия ситуация была не лучше: те, кто мог себе это позволить, вынуждены были подражать своим правителям, дабы не быть изгнанными из высшего общества.
Это особенно бросалось в глаза во времена правления Людовика XIV (1643–1715), который свято верил в то, что солнце светит из его королевской задницы, и хотел, чтобы все, что ее укрывает, было божественно прекрасным. Для этого он призвал ко двору лучших портных из всех уголков Европы, и те, не покладая рук, строчили наряды в стиле барокко для короля и его приближенных. Украшенные кружевом и лентами короткие широкие брюки, декорированные розами туфли, пышные блузы, шляпы с перьями фазанов – и это только для мужчин. Дамы носили тугие корсеты, платья с глубоким декольте и шлейфом, длина которого зависела от того, насколько высоко поднималась его хозяйка по социальной лестнице (для чего ей зачастую приходилось раздеваться).
Вся роскошь этого бесконечного прихорашивания влияла не только на остальную Францию, но и на бо́льшую часть Европы, конечно, кроме пуританских стран, где самая обычная пряжка рассматривалась как искушение Сатаны.
Хотя Людовику и его преемникам удалось обанкротить Францию за время бессмысленных войн и неудачной колонизации, Париж сохранил свою великолепную швейную промышленность и становился все более популярным центром торговли для европейских аристократов. Любой, у кого были лишние деньги, мог найти портного, чтобы сшить такой костюм, о котором по возвращении домой говорил бы весь город.
Все это можно было бы назвать парижской haute couture, если бы не тот факт, что именно англичанин первым предложил идею и превратил портных из умельцев, потакавших капризам благородных клиентов, в настоящих «тиранов вкуса», которых сегодня называют styliste[214]. Оправдавший свою фамилию
Чарльз Уорт[215] родился в графстве Линкольншир в 1825 году и еще подростком уехал в Лондон подмастерьем к драпировщику. По большей части ему приходилось сидеть за конторскими книгами, но со временем у него развилась страсть к дизайну платья. Овладев мастерством, он тотчас уехал в Париж, где нанялся на работу к торговцу текстилем, который заодно продавал и готовую одежду. Здесь Уорт начал шить платья, которые потом получали призы на Всемирной выставке в Лондоне в 1851 году и Парижской выставке 1855 года. Вскоре у него было уже достаточно клиентов для открытия своей компании на улице де ля Пэ (Rue de la Paix) – новой шикарной улице, построенной на месте монастыря, разрушенного после революции.
Именно тогда, в 1858 году, Уорт разработал собственную модель бизнеса, которая и превратила Париж в столицу моды. В ее основе были три революционные концепции.
Обладая удивительной самоуверенностью, он стал пришивать к своим изделиям бирки «Уорт, улица де ля Пэ, 7», тем самым убедив всех, что его платья не просто одежда, а произведения искусства. Моделируя платья на реальных женщин, а не просто укутывая в них манекены, он показал своим потенциальным клиенткам, как потрясающе они могут выглядеть. И наконец, он проводил модные показы, диктуя дамам, что они будут носить в следующем сезоне.
О демократизации моды пока говорить не приходилось – платья шили вручную, по индивидуальному заказу для богатых clientes[216], и в отделке преобладали очень дорогие материалы. Уорту удалось добиться того, что королевские особы сами приходили к нему в мастерскую, а не наоборот. Первой патронессой его магазина стала принцесса Меттерних, жена австрийского посла, следом за ней подтянулась ее подруга, императрица Евгения, жена Наполеона III. Вскоре в магазин на улице де ля Пэ перестали пускать простых клиентов, и за ним окончательно закрепилась репутация салона для высшей знати.
В 1868 году Уорт сыграл важную роль в создании парижского Синдиката высокой моды, а, как известно, французский syndicat создается один раз и навсегда. Вот почему все дома моды Парижа, от «Шанель» и «Диор» до «Ив-Сен Лоран» и других, следовали одной модели – создавали образ, пропитывали его парижским шиком и делали так, что люди начинали ему поклоняться.
Одним словом, Чарльз Уорт придумал не только haute couture, но и всю концепцию создания люксового бренда, и это был такой же вклад Парижа в историю века, как ноги Эйфелевой башни и танцовщиц канкана.
У французов есть привычка принижать заслуги иностранцев в изобретении того, с чем они сами опоздали, – взять ту же гильотину или багет[217]. Тем не менее Чарльз Уорт стал исключением. Сегодня парижская индустрия haute couture полностью признает заслуги англичанина. В престижной Школе при Синдикате высокой моды, где учились будущие великие кутюрье Андре Курреж, Жан-Луи Шеррер и Ив-Сен Лоран, даже читают курс истории под названием La Mode depuis Worth («Мода со времен Уорта»). Не Людовика XIV или Шанель, а именно Уорта. Это ли не высшее признание?
Есть, правда, единственное пятнышко на этой сверкающей мантии, которое парижане поставили случайно. Им трудно произносить английский звук th, и они не могут поверить в то, что слово с or в середине
