ждала все эти дни. Целует меня так, что я забываю обо всём на свете.
Я потеряла счёт времени, сколько мы вот так стояли и целовались. Солнце уже давно село, с воды тянуло прохладой, а мы так и не могли оторваться друг от друга не на миг. Точно те несколько дней, что мы провели порознь стали для нас настоящей вечностью. Целовались нежно, шепча какие-то глупости, понятные только нам двоим. Страстно и напористо, заставляя внутри разгораться пламени, которое будоражило кровь и туманило разум. Ласково и трепетно, будто бы вымаливая прощение и прощая друг друга каждым касанием губ.
Счастливые часов не наблюдают, гласит известная всем поговорка. Не знаю, как Корсаков, но в тот момент я действительно плыла на волнах счастья, наплевав на время. Возвращаться в дом мне совершенно не хотелось, но было нужно.
Бабушка и дедушка ничего не сказали, увидев нас, держащимися за руки. Но в их глазах плясали смешинки, а ещё можно было легко прочесть фразу: «Ну а мы что говорили? Давно пора!».
Как дорогого и крайне полезного в хозяйстве гостя (дед ведь решил поэксплуатировать товарища архитектора ещё и завтра с утра), Александра третьего уложили в большой гостевой комнате в мансарде. А помочь разместится ему с удобствами, конечно же, поручили мне.
— Не уходи, — просит Саша, притягивая меня за руку к себе на кровать.
— Нас вообще-то предупредили, что никакого разврата, — смеюсь я, укладываясь рядом и кладя голову ему на грудь.
— Никакого разврата. Просто побудь немного рядом.
Странно вот так лежать с ним сейчас и просто молчать. Тишина, нарушаемая лишь нашим спокойным дыханием, совсем не напрягала, а была какой-то уютной, обволакивающей. Мне просто было хорошо. Слушать его биение сердца — мне кажется, этот стук я узнаю из тысячи, смотреть на наши переплетённые пальцы, и улыбаться.
— Поехали со мной в Москву, — неожиданно прерывает тишину Саша.
— У тебя какие-то дела в столице? — приподнимаюсь я и перекатываюсь на живот.
— Никаких дел. До конца недели я абсолютно свободен.
— Но…
Сказать, что я удивлена это ничего не сказать. Для меня такие люди, как Корсаков, из-за своих полномочий и сопутствующей им ответственности, не могли в полной мере позволить себе быть абсолютно свободными от дел. Первые майские праздники были тому отличным подтверждением.
— Главное моё дело на этой неделе — это ты, — улыбается Корсаков своей самой обаятельной улыбкой, которая одновременно зажигает искорки в его глазах. Трудно отвести взгляд и трудно сопротивляться. Предложи он мне сейчас отправиться с ним вместо Москвы на Северный полюс, я бы тоже согласилась.
По признанию Корсакова, он не был в отпуске чёрт знает сколько времени. И это было заметно. Несколько раз он буквально бил себя по рукам, чтобы не проверять почту — он сам себе установил лимит не более двух раз в сутки. Я лишь тихо посмеивалась, было любопытно, насколько его хватит. Мне казалось, что вся эта идиллия до первого рабочего звонка. Но Саша меня удивил — звонки по рабочему номеру были переведены на Мереминского, который держал «оборону» и на правах лучшего друга решал, стоит ли тот или иной вопрос того, чтобы беспокоить шефа. К счастью, таких вопросов не возникало.
В нашем с Сашей примирении Ярик, как и подобает крёстному фею, сыграл очень важную роль. Ведь именно он узнал у Ланы всю известную ей информации по поводу Лёшки. И именно он вправлял на место мозги Корсакову.
Вторым важным человеком в этой истории была конечно же Сёмина, которая слила Саше мои координаты. Точнее, сказала название коттеджного поселка, а дальше Корсаков уже сам наводил справки «в какие ворота ему стучаться и у какой двери стоять на коленях, вымаливая прощение». Именно так в своё оправдание заявила мне Аринка. Сердится на неё, при всём желании, у меня совершенно не получалось. Сёмина искренне и безоговорочно верила в любовь. А красивые романтичные поступки считала чуть ли не главным её атрибутом.
Глядя на Сашу, который уверенно одной рукой вёл своего белого заморского коня с гордым названием Ландкрузер, мне с трудом верилось, что я не сплю. За какие-то сутки жизнь вновь крутанулась на сто восемьдесят градусов, и пока я с трудом ощущала почву под ногами после пережитых потрясений. То самое чувство, которого так избегал Корсаков, росло в моей душе. И против моей воли начинало поселять какие-то надежды на прекрасное и светлое будущее. Рефлексировать на этот счет я себе запретила. Потому что банально скатилась к самообману — не думать о том, что будет завтра. Представить, что вот именно сейчас всё по-настоящему и всерьёз. Что я проведу несколько дней с человеком, в которого влюбилась вопреки всему, и который пообещал мне сделать эти дни незабываемыми. Ведь впереди была Москва.
Глава 41
Я и раньше бывала в Москве. И когда приезжала к деду с бабушкой, и на школьных экскурсиях в далёком детстве, но это посещение столицы стало совершенно особенным. Во-первых, потому что у нас с Сашей не было никакого плана, чем мы займемся в оставшиеся дни нашего мини-отпуска. Во-вторых, с одеждой у меня была напряжёнка. Всё-таки одно дело валяться в гамаке и вышагивать между грядок у деда в Подмосковье, и совсем другое — гулять по столице и посещать такие места, к которым привык Корсаков. А привык он определенно к самому лучшему, про это можно было судить хотя бы по огромной квартире на Арбате, которая привела меня в какой-то неописуемый восторг. В голове не укладывалось, что кто-то мог жить так близко рядом с Кремлём!
— Выбирай, пожалуйста, места попроще, — сконфуженно попросила я Александра третьего, после того как мы закинули вещи в квартиру и отправились гулять по московским улочкам. — Я не при параде.
— Отлично. Значит, поход в Большой отменяется, — смеется Саша. — Считай, тебе повезло. На таких мероприятиях я могу безбожно храпеть.
Я лишь рассмеялась в ответ и звонко чмокнула его в щёку. Вот умеет же он так легко разрядить обстановку!
Чёткого экскурсионного плана тоже не было, поэтому мы традиционно начали со старого Арбата, а потом осуществили мою маленькую мечту и добрались до Патриков с их потрясающей атмосферой. Не обошлось без фотки рядом со знаком «Запрещено разговаривать с незнакомцами». А когда я увидела Корсакова, стоящего рядом со знаком, мне захотелось рассмеяться в голос.
— Что-о-о? — непонимающе уставился на меня Саша.
— Не двигайся. Это надо запечатлеть, — командую я.
— Не понял.
— Ничему меня жизнь не учит, — улыбаюсь я. — Вот такого знака
