к организации тайной разведывательной сети. В задачи людей, остававшихся на оккупированной территории, входил сбор сведений о численности, дислокации и вооружении частей финляндской армии, расположении штабов. Помимо этого следовало вести антивоенную пропаганду. Куприянов также рассказывает об оставленных в городе разведчиках и партработниках, которые осенью послали в Беломорск первые радиосообщения[63]. Связь с ними прервалась в конце ноября 1941 г.
Позже число людей, направляемых за линию фронта водным, наземным и воздушным путем, увеличивалось. В начале 1942 г. основные усилия наземной разведки были сосредоточены на Свирском направлении и особенно на Яанислинне. В дополнение к сбору сведений военного характера следовало наблюдать за настроениями населения либо лично, либо с помощью оставленных в городе агентов. Выяснению подлежали вопросы отношения оккупантов к населению, о том, кто из жителей находился у финнов на службе, а также какие разрешения требовались для пребывания и передвижения на оккупированной территории.
Разведчиками в основном были люди, владевшие финским языком, такие как американские финны или финны-ингерманландцы, но, по большей части, плохо подготовленные «люди из народа», и, с точки зрения Главной ставки, их деятельность на этом этапе была почти безрезультатной, так как вскоре после перехода линии фронта большую их часть задерживали.
Особенно заметно шпионаж активизировался во второй половине лета и начале осени 1942 г., причиной чего был, по-видимому, сбор сведений о планах возможного продолжения наступления финнов и немцев. Разведчики пытались устанавливать связь с местным населением и подготавливать их для сбора информации. С наступлением зимы активность снизилась, а в 1943 г. интерес к финляндскому фронту явно ослабел, по крайней мере, судя по количеству случаев шпионажа, сведения о которых поступили в надзорный отдел Главной ставки. Возможно, были также пересмотрены способы ведения разведки, так как летом было замечено, что шпионаж велся в связи с растущей партизанской деятельностью. В необитаемой лесной местности, например в глухом лесу в районе деревни Кашканы к юго-западу от Яанислинны, были организованы базы, откуда высылались разведгруппы и поддерживалась связь со своими по другую сторону фронта. Эти хорошо подготовленные и вооруженные группы в основном состояли из знающих местность восточных карелов. Позднее, осенью, число замеченных случаев активности опять сократилось, но весной 1944 г. снова возросло.
Сбор сведений о положении, по крайней мере, в Яанислинне, в принципе, не представлял трудности, так как горожане могли постоянно делать наблюдения и связь с ними, вероятно, легко поддерживалась из-за слабого контроля в окрестностях города. Отчеты разведчиков можно найти, например, в используемом нами советском сборнике документов.
Осуществлять в городе более радикальные действия было опаснее и труднее из-за большого количества в нем военных. Имелись подозрения, что сход нескольких поездов с рельсов на станции в ноябре 1941 г. был результатом саботажа, правда, потом предполагали, что виновником был человек из числа собственного персонала железной дороги, а в декабре известен лишь один случай распространения листовок с речью Сталина. Случаев насилия по отношению к финнам в источниках упоминается лишь несколько: в декабре 1941 г. двое русских зарезали патрульного военного полицейского, в марте 1942 г. убили охранника концлагеря, а осенью 1943 г. в южной части города были обнаружены захороненные под сараем тела трех солдат-финнов. О том, кто мог стоять за этими случаями, сведений нет.
Время от времени имели место вызывавшие подозрения пожары. В материалах расследования пожара в университете не исключалась возможность поджога, а пожаром на складе армейской базы снабжения летом 1943 г. было уничтожено снаряжения и амуниции на сумму почти 4,5 млн марок. Согласно советским источникам, упоминавшийся ранее пожар на территории Онежского завода в декабре того же года, причинивший большой ущерб, был вызван поджогом. Финнам не удалось определить его причину, и никаких доказательств, указывавших на саботаж, материалами следствия так и не было установлено. В мае 1944 г. в течение одного дня через небольшие промежутки времени в различных частях города возникло четыре пожара, которыми, кроме прочего, был уничтожен большой армейский лыжно-велосипедный склад. Очевидно, что все они были вызваны диверсиями, но виновных задержать не удалось.
Полную картину участия горожан в подпольной деятельности трудно составить. Судя по всему, достижения подпольщиков, оставленных в городе осенью 1941 г., были незначительны, поскольку о существовании сети вскоре стало известно. Например, целью задержанной в ноябре 1942 г. группы была организация подпольного органа для проведения партийной работы. Ясно, что такой орган в то время не существовал.
Напротив, прибывшему в город в середине 1943 г. подпольщику удалось, согласно Куприянову, проработать среди населения 4,5 месяца и, кроме прочего, организовать «несколько групп сторонников». Диверсии, проведенные весной 1944 г., также могут указывать на существование какой-то организации. За шпионаж и военную измену в годы оккупации было осуждено примерно 30 местных жителей, а часть, возможно, осталась неразоблаченной.
В большей степени, чем активная деятельность против оккупантов, встречалось то, что можно классифицировать как пассивное сопротивление, проявлявшееся в нежелании людей сотрудничать с финнами. В особенности поначалу было трудно собрать людей на пропагандистские мероприятия и, например, реализация обязательного образования требовала постоянного контроля. Производительность труда в течение всего времени оставалась низкой, причиной чего был совсем не обязательно спланированный саботаж, а, скорее, нежелание людей утруждать себя больше, чем было необходимо для обеспечения прожиточного минимума. По причине недостаточности материальных
стимулов не имелось конкретных мотивов для напряженного труда. Все же прямых случаев нарушения распоряжений о трудовой повинности отмечалось сравнительно мало. Так как повлиять на положение в целом не было возможности, то и раздражать оккупантов не имело никакого смысла, как бы человек ни относился к трудовой повинности.
Очевидно, что концентрационные/переселенческие лагеря решили поставленную перед ними задачу обеспечения безопасности хорошо. Отучай подстрекательства против оккупантов были известны, но к категории серьезных относилась лишь малая их часть. За весь период 1941-1944 гг. за шпионаж и военную измену из числа заключенных концлагерей на всей территории Восточной Карелии было осуждено лишь 5 человек. Понятно, что тяжелые условия жизни не вызывали большого желания работать, а летом 1944 г., в ходе эвакуации выяснилось также, что у заключенных имелось и некоторое количество единиц огнестрельного оружия, которое, впрочем, было до этого спрятано.
ГЛАВА 14. РАЗВИТИЕ ВОЕННО-ПОЛИТИЧЕСКОЙ СИТУАЦИИ В ВОСТОЧНОЙ КАРЕЛИИ
После выхода Карельской армии в результате наступления к Свири и Онежскому озеру перспективы достижения конечных целей Финляндии и дальнейшего развития всей мировой войны в целом представлялись в самом благоприятном свете. Красная Армия отступала на всех важнейших участках фронта, и в ближайшем будущем можно было ожидать окончательной развязки. Так, например, при составлении первоначальных планов размещения гарнизона
