лже-богословов», говорил он, «если бы они, вместо того, чтобы заострять, подобно мечам, свои болтливые языки и своим неповоротливым умом и дерзким языком» делать столько глупостей, исследовали учения, которые сокрыты еще в кабале и Талмуде, как это сделали Рейхлин и Павел» Рицио. Они могли бы говорить тогда о 32-х путях мудрости и таинствах имен Бога, слов закона и синагоги, великих 10 заповедей и перестановки букв, о том, что думали кабалисты о рождении Пресвятой Девы, о воплощении Христа, о его смерти, воскресении и претворении его тела в хлеб и вино. Только Гохстратена не коснулся этот кабалистический водоворот. Было ли это его убеждением или результатом его ожесточенной вражды против Рейхлина (ибо ненависть делает проницательным) — как бы там ни было, но он утверждал в своем сочинении, что кабала является врагом христианства и поучает неверию).
Когда интерес к рейхлиновскому спору стал ослабевать, в Германии возникло новое движение, которое, продолжая начатое Рейхлиным дело, потрясло самые основы папства и католической церкви и подготовило обновление Европы. Эта, чреватая важными последствиями, реформация, исходившая от Лютера, своим успехом обязана рейхлиновскому спору, без коего она не могла бы ни возникнуть, ни развиться. Но реформационное движение, которое в течение короткого времени приобрело всемирно историческое значение, было в начале весьма слабо и нуждалось в могучей силе сопротивления, чтобы не быть остановленным. Мартин Лютер (род. в 1483 г., ум. в 1546 г.) был мощной, жесткой, упрямой и страстной натурой и крепко держался своих убеждений и заблуждений. Лютер был насквозь проникнут суровой религиозностью, беспримерной в то время преданностью Богу и требованиях веры, которая для него была не поверхностным переживанием, а необычайно серьезной, единственной задачей жизни, сравнительно с коей все ему казалось неважным и незначительным. Лютер был бесспорно самым благочестивым и верующим христианином того времени, незапятнанной нравственности и истинного смирения. Его пламенная религиозность имела несомненное сходство с рвением апостола Павла; поэтому апостольские послания Павла и производили на Лютера наиболее сильное впечатление. Учение Павла, о праведности верою противопоставленное им современному ему иудаизму и гласившее, что человек может достигнуть блаженства не религиозными деяниями, не нравственностью и добродетелью, но исключительно беззаветной верой в мессианское избавление Иисуса — это учение Лютер воспринял в себя и долго носил в своей груди. Поэтому все его внутренние переживания находились уже тогда, когда он об этом и не догадывался, в самом резком противоречий ко всем церковным установлениям о достижении блаженства с помощью таинств, отпущения грехов, совершения месс и папской милости. Эйслебенский монах применил к церковным установлениям все односторонние нападки апостола из Тарса против еврейского законоучения. В Риме он лично наблюдал гнилые основы церкви и неверие духовенства; но, как он ни скорбел по поводу этого, однако эти наблюдения ни на минуту не потрясли его слепой, монашеской веры в божественность католической церкви и непогрешимость папы. Как апостол Павел вначале был строгим приверженцем закона и с пламенной страстностью преследовал первую христианскую общину, так и Лютер вначале был падким на преследования еретиков приверженцем папства. «Я был некогда монахом и бешенным приверженцем папы; я был настолько опьянен догмами церкви, что готов был, если бы это только было возможно, убить всех тех, которые хотя бы единым звуком проявили непослушание папе». И этого упрямого монаха Провидение избрало для того, чтобы завершить освобождение от папства и всего средневекового хлама. Однако прошло немало времени, покуда открылись глаза у этого упрямого и своевольного монаха.
Первым поводом послужила торговля разрешительными грамотами. В Майнце были избраны в течение короткого времени три архиепископа, из коих каждый при вступлении в должность обязан был уплатить папе 20.000 золотых гульденов за право ношения епископского облачения. Третий из них, курфюрст Альбрехт, не был в состоянии достать деньги в своем округе, ибо жители были совершенно истощены жадностью церкви, а богатых евреев не было, так как их еще раньше изгнали. Таким образом, ему пришлось уплатить эти деньги из собственных средств или, вернее, сделать заем у Фугеров в Аугсбурге. Чтобы избавить его от убытков, папа обещал предоставить ему участие в суммах, вырученных от продажи разрешительных грамот, которые были обманным образом изданы якобы с целью окончания постройки церкви Св. Петра. Главное внимание князей церкви было всегда направлено на изыскание денег. Архиепископ Альбрехт разрешил продажу разрешительных грамот в своем округе, между тем как курфюрст саксонский запретил торговлю ими в своей области. Почему? Чтобы деньги не ушли из страны. Францисканцы не хотели заниматься торговлей индульгенциями, и поэтому последняя осталась за доминиканским орденом, который не брезгал ничем.
Доминиканский монах, Иоган Тецель, наглейший из наглецов, которого в свое время император Максимилиан за какие-то преступления приказал утопить в Ине и который принял на себя продажу разрешительных грамот во всем курфюрстве Майнца, особенно усердствовал, предлагая индульгенции чуть ли не на площадях. От имени папы, который выше всех святых, апостолов, ангелов и даже Марии, он предлагал купить отпущение грехов, заявляя: Иисус отказался от своей власти до наступления Страшного суда, передав ее своему наместнику, и потому папа всемогущ на небе и земле; всякий, кто за деньги купит разрешительную грамоту, может освободиться от своих грехов и даже искупить души, горящие в аду, причем для этого не требуется даже раскаяния и смирения; как только раздается звон опущенных в ящик денег, искупленная душа возносится па небо; даже осквернивший Богоматерь может искупиться, если приобретет разрешительную грамоту; вступивший в брак с кровным родственником может таким образом освободиться от греха; можно даже купить отпущение будущего, еще не совершенного, греха, если дать деньги на постройку храма. Словом, это был призыв к сквернейшим страстишкам людей, которые получили возможность, сделав пожертвование, совершать грехи и преступления. Проповедникам было предписано восхвалять с кафедры превосходные свойства разрешительных грамот. Продавец индульгенций, при входе в город с папской буллой на подушке из бархата или золотой парчи, был встречен священниками, монахами, городским советом, школьниками и всем населением с песнями, знаменами, при звоне колоколов.
Многих оскорбляло это наглое, якобы освященное самой религией, нарушение традиционного порядка, это подстрекательство к совершению греховных деяний и преступлений; но никого это не оскорбило так глубоко, как Мартина Лютера. Правда, его возмущение было не нравственного порядка, а вытекало из его понимания христианства; он полагал, что никакой человек не безгрешен перед Богом, даже святой, а тем более папа, и потому последний не в состоянии избытком своих заслуг облегчить бремя грехов другим людям. Когда же его прихожане устремились в соседние города к Тецелю, который из-за конкуренции
