лицом к себе. Губы встретятся с губами... Аида разбросала руки по одеялу, скрутила его так, что оно стало похожим на круглый валик, что есть силы прижала к груди. Вцепившись зубами в ткань, застонала:
— Гриша!.. Где же ты, Гриша?..
Продолговатая прямоугольная пристройка, приткнутая к глухой стене Института матери и ребенка, немного украшала своими широкими окнами, застекленными тонким, как первый ледок в лужах, стеклом это устремленное в небо кирпичное здание.
Едва солнце касалось лучами круглых склонов Кайзервальда, как стекла вспыхивали розовым цветом и склоны покрывались мерцающими отблесками, брошенными полными пригоршнями и на ближние холмы, и аж туда, вниз, к подножию, где вьется среди пришедших в ветхость хат узенькая полевая дорога. Даже кудрявые дымки, застывшие над трубами, слегка розовели.
Майя поднималась в институт с другой стороны холма, пришитого к городу серпантином асфальтированной дороги, толстыми нитями проводов, закопанными в землю трубами водопровода, газа, канализации. Шла не торопясь, пропуская мимо себя хозяйственные машины с продуктами, другими припасами, без которых задохнулся бы и омертвел весь сложный организм института.
В утепленном тамбуре поздоровалась с пожилым вахтером, спросила, кто пришел, кто опоздал, подрисовала брови перед вмурованным в стену овальным зеркалом.
— Если меня кто будет спрашивать, я в оранжерее, — сказала вахтеру. — Не задержусь. На обход успею.
Процокав каблучками, как по клавишам пианино, по узким ступенькам, она приблизилась к двери пристройки — своего царства, созданного, выращенного ее стараниями и усилиями. Придирчиво посмотрела на склонившуюся над приборами дежурную, протянула холеную руку с длинными ногтями — дескать, поторопитесь. Дежурная подала ей лист бумаги с результатами ночных измерений — температура воздуха, грунта, насыщенность питательными веществами раствора, подаваемого корням растений.
Майя заметила: после полночи в оранжерее похолодало на два-три градуса. Чепуха! На свежем воздухе перепады куда больше.
Она вошла в Первое отделение, отгороженное от длинного и просторного помещения толстым прозрачным органическим стеклом, всеми правдами и неправдами добытым на автобусном заводе. Это ж скольким мастерам-стекольщикам пришлось экономить миллиметры на раскройке стекла, чтобы дать ей эти полтора десятка квадратных метров! Она симпатизировала этим людям не за подарок, не за то, что осознали потребность помочь ей в научной работе, нет. Симпатизировала за умение где-то что-то сэкономить, где-то схитрить, где-то проявить смекалку. Имея столько материала под рукой, ее бывший муж Иосиф Самуилович стал бы миллионером!
В ящиках у стены росли большие и маленькие деревца разных пород — лиственные и хвойные. Листья не опадали и зимой благодаря старательно подобранному соотношению между температурой и влажностью, соблюдением наиболее выгодного для растений режима питания, освещения.
Здесь она заложила для своего восхождения на престол науки одну из стартовых площадок. Было тут что-то от всеобщего увлечения, что-то и от здравого смысла и горячей надежды — а вдруг получится?
Вещества, способствующие при многих условиях развитию злокачественных опухолей. Cancer в переводе с латинского — рак.
Канцер...
Приложив кончик языка к припухшей верхней губе, что придало ее лицу игривый и вместе с тем озабоченный вид, Майя дотронулась пальцем к сосновой веточке, вздохнула: «Григория бы в это царство зелени, свежести и аромата. Что бы он сказал о моем увлечении? Нет, не так! Разве одну ступеньку можно называть таким громким словом? Не криви душой, чаечка, можно! Из таких ступенек, исчезнувших и покрытых туманом прошлого, удалось бы сложить... — Она не подобрала определение, чтобы осудить или оправдать себя за непостоянство. — Разве это грех, что целый ряд моих начинаний я не смогла... Ну, тогда я не все обдумала, порола горячку... Результат? Срыв или неудача... Зато теперь, отдавая столько времени экспериментам... Да мне памятник должны поставить, если я найду способ борьбы с воздействиями канцерогенов на человеческий организм! С воздействиями, которые в конечном счете приводят к раковым опухолям... Я начала не с людей, не с теплокровных. И неожиданно, и оригинально! — Майя подошла к вмонтированному в стену стеллажу, провела рукой по картотеке. — У меня собралось много сведений. Они опровергают мое давнее ошибочное представление, что канцерогены вредны только для человека и других теплокровных. Для птиц, рыб, змей, бесхребетных. А для растений? В них нарушается развитие корней, формирование сосудов, клеток...»
Майя ласково погладила пушистую веточку сосенки.
— Как чувствуешь себя, моя маленькая? Не заболела?
Целый год она без жалости вводила канцерогены в грунт, в корни, под кору. Сосенка показала ей, как эта подкормка поглощается корнями, перемещается в ствол и ветки. Что она вводила? Нитросоединения и бен/а/пирен. Да-да, они разлагались в теле сосенки и были использованы ею. Что из этого? Не так уж и мало! Острые кончики иголок начали казаться Майе кончиками страниц ее монографии. А что! Растения обезвреживают воздух, очищают среду... Продвигаясь шаг за шагом, изучить, как именно они расщепляют и разрушают канцерогены! Это новые препараты, новые способы лечения. В конечном итоге — слава, уважение, награды, звания.
Майя села на стул возле картотеки. Чуткие пальцы привычно пробежали по верхнему срезу карточек. Коснувшись отдельной, скрепленной тонкой капроновой ниткой стопки карточек, отдернула руку, будто обожглась: «Почему же я тогда... Григорий ведь был... Он бы сумел подсказать...»
Майя закрыла глаза, задумалась. Представила себе недавнее...
С Карпат привезли кустарники и высадили в новом микрорайоне. Надеялась, что они очистят воздух от вредных примесей. После веселого и шумного субботника почти каждый день ходила туда, наблюдала. Заметных результатов не было. Попробовала заставить растения бороться энергичней — во время поливки вносила в грунт стимулятор. Ее предположения не подтвердились. Она как в горячке принялась менять стимуляторы, режим полива... С едва сдерживаемым раздражением пропускала мимо ушей въедливые замечания профессора-руководителя: «Торо́питесь! Не набрали достаточного количества экспериментальных подтверждений, а выводами сыплете как горохом». «Старик-старик! Тебе-то некуда спешить, у тебя все позади. Что в тебе отозвалось? Старческая зависть и консерватизм? Мне спешить нужно, мне! Дорогу к славе мне вымостят эти кустарники».
И только тогда, когда кустарники погибли черт знает почему, опомнилась. «Не посмотрела в корень», — издевалась сама над собой. Издевка... Она не укусит... Укусил старый профессор.
Из всех насаждений уцелел только один кустик. Даже не кустик, а веточка на нем. Она, равнодушная, опустошенная, махнула на все рукой, не придала значения словам профессора-руководителя: «Негативный — это тоже результат. По своим выводам он не уступает позитивному. Бросаете наполовину сделанное».
Окружив веточку жердинками, он принялся колдовать над нею. Все было —
