Иди и выполняй мое приказание. В четырнадцать ноль-ноль представься мне и будь готов принять командование батальоном.
Лицо у Павла заметно побледнело. Он хотел забрать свой чемодан, но я приказал оставить его рядом с вешалкой. От напряжения Павел стал тяжело дышать. Да ему и во сне не снилось, что прямо со студенческой скамьи он отправится в казарму, чтобы принять на себя командование целым батальоном. И еще каким!.. Но у меня не было другого выбора. Или он, или никто. По крайней мере, я буду знать, что мы сделали все, чтобы выйти из затруднительного положения, как это не раз бывало и в прошлом.
Мне стало его жаль.
Мимо нас проследовали роты первого и второго батальонов. Над стройными рядами неслась громкая песня. А услышим ли мы слившийся воедино дружный голос третьего батальона?
Павел Дамянов. Форма на мне была военная, сапоги тоже, а вот психология... Я по-прежнему мыслил гражданскими категориями. Вот я и надел еще пахнущую нафталином военную форму, затянул офицерский ремень и отправился на плац, чтобы принять третий пехотный батальон. Осталось лишь взять у Велико шпоры и снять с вешалки саблю...
Парадокс нашего времени. Я протестую и твержу, что и без меня можно ковать победу в армии, а они делают меня командиром пехотного батальона.
Я вспомнил свою карьеру в качестве помощника военного коменданта областного города сразу же после войны, и мне стало не до шуток. Комендантский взвод из десяти человек во главе с унтер-офицером Христо Липоевым. В моем распоряжении находились все полковые фаэтоны, а когда я отдавал приказ, солдаты сразу же мчались его выполнять. Но тогда было совсем другое дело. Я сидел себе в кабинете, набирал номера по полевому телефону и говорил от имени командира полка. Да и офицеры были совсем иными. Они все прислушивались и присматривались, а когда поняли, что я из числа бывших политзаключенных, старались не усложнять себе жизнь. Незабываемые времена, не в пример нынешним... Друзья надели мне на шею хомут и теперь командуют: тяни, дескать, воз, тяни, он легкий — всего лишь один батальон...
Впервые я увидел себя в военной форме в зеркале, когда зашел в столовую для офицеров. И поразился выражению своих глаз. Они перестали излучать свет, что так нравилось Венете, и сделались какими-то колючими. Я посмотрел на фельдфебеля из склада — у того глаза веселые, добрые, а мои...
На моей шинели, на левой стороне груди, как орден, сверкал большой кусок нафталина. Я стряхнул его и раздавил сапогом. Я не собирался прослыть пронафталиненным человеком. Я стал командиром батальона, но все равно мое место в гуще солдат.
Незаметно для меня время подошло к четырнадцати. Перед складом вместо Велико стоял поручик из штаба, на вид совсем юноша. Фамилия его была Дишлиев. Лицо его показалось мне знакомым, но я решил не вдаваться в подробности. Он сообщил, что командира полка вызвали к начальству и поручили представить меня батальону. Я не протестовал, хотя мог и сам пойти на плац и представиться своим подчиненным.
Поручик попался из бывших. Это сразу было видно по его выправке. При прежней власти офицерские кадры подбирались умело. Как правило, все они были одного роста, красивые, подтянутые. Очевидно, именно эти достоинства принимались во внимание, с этого и начиналось воспитание настоящего военного. Поручик шел слева от меня, хотя был старше меня по званию. Но занимаемая мною должность требовала, чтобы он держался слева, и он неукоснительно соблюдал установленный порядок.
Мы вышли на плац. Я искал глазами батальон, но увидел в беспорядке разбитые палатки и группу солдат, построенных на аллее, ведущей в лазарет.
— Вот район расположения батальона. — Поручик обвел рукой место, где были разбиты палатки. — А это лишь часть людей, — показал он на солдат. — Остальных нет в городе, их послали зарыть окопы после проведенных занятий. Прошу!.. — предложил он мне выйти вперед, но я не двинулся с места. Мне хотелось увидеть хотя бы намек на строй, настоящий солдатский строй, но я не увидел этого. — Это временное положение, — добавил поручик. — Батальон только недавно сформирован, в него попали солдаты, прибывшие из разных концов страны. Скоро батальон переведут на границу, там все войдет в норму.
— Знаю! — сказал я, злясь на поручика за его спокойный голос, аккуратно выглаженную форму, начищенные до блеска сапоги. На фронте мы часто встречали ему подобных. Сам весь сверкает, увешан медалями, а его солдаты гниют в окопах. — Теперь я уже один справлюсь, — добавил я и попытался заглянуть ему в глаза, но он смотрел куда-то в сторону.
— Как пожелаете! — Он козырнул и пошел обратно в штаб, все той же размеренной, доведенной до совершенства походкой.
Прозвучала команда. Солдаты зашевелились и выровняли строй. Шум стих. Командовал фельдфебель Русин Ленков. Уступив мне дорогу, как это до него делал поручик, он представил мне построенных солдат батальона. Солдаты рассматривали меня с нескрываемым любопытством.
Я остановился перед строем и опустил поднятую для приветствия руку.
— С сегодняшнего дня вашим батальонным командиром буду я, подпоручик Павел Дамянов. Если у вас возникнут какие-нибудь вопросы, разрешаю обращаться ко мне лично... Батальон может быть свободным!
Ленков вытянулся передо мной, готовый выполнить любое мое приказание. Но я молчал. Решил обойти палатки. Несколько пар глаз следили за мной с тайной надеждой. Ленков тоже молчал. Когда мы дошли до угла здания лазарета, я в изумлении остановился. Вдоль стены стояло несколько дрожащих от холода голых солдат с остриженными головами. Перед ними стоял фельдшер, а за его спиной — тучный ефрейтор, держа в руке бачок, наполненный дегтем.
— Мажь, мажь! — командовал фельдшер.
— Что вы делаете? — не выдержал я.
Фельдшер смущенно хихикнул:
— Профилактика, товарищ подпоручик, профилактика...
— Из какого батальона эти солдаты?
— Из только что сформированного, третьего. Ночевали в цыганском квартале, в тепле, обзавелись там всякой гадостью. Вот мы с профилактической целью... — Он не договорил. Голые солдаты продолжали дрожать на морозе.
— Оденьтесь! — приказал я сквозь зубы, задыхаясь от злобы и бессилия. Лицо фельдшера поплыло у меня перед глазами, но я овладел собой. — А с вами, товарищ фельдшер, мы поговорим дополнительно, с профилактической целью...
— Но я... видите ли... Если завшивеет весь батальон...
