Западе (американское его издание ТЬе Оп§ш$ о! Агйосгасу было, НАПОМНЮ, опубликовано ЕЩЕ в 1981-м), ни в России. Согласно моей гипотезе, причиной этой головокружительной метаморфозы была самодержавная революция и диктатура Ивана IV (1560–1583), сломавшая основы московской государственности, заложенные его дедом Иваном III, и дотла опустошившая страну.
Я понимаю, как трудно, почти немыслимо было бы поверить в возможность столь монументальной трансформации, когда б аналогичная метаморфоза не случалась с Россией ТРИЖДЫ! Я говорю, во-первых, о том, что в начале XVIII века посредством такого же катаклизма произошла в России обратная трансформация — из тупиковой Московии она снова превратилась в полуевропейскую, то есть способную к развитию петровскую державу, во-вторых, о том, что еще два столетия спустя революция Октября 1917-го опять превратила ее в тупиковый и, подобно Московии, обреченный на деградацию СССР. Третью, не менее фундаментальную трансформацию пережила страна уже на наших глазах, когда рухнувшая Советская Империя снова превратилась в Россию.
Могут ли после этого быть сомнения в цивилизационной неустойчивости России, в ее способности к поистине исполинским метаморфозам? В том, иначе говоря, что, и впрямь, способна она превращаться в совсем другую, совершенно непохожую на себя прежнюю страну: из развивающейся-в деградирующую, из тупиковой-в развивающуюся (это к тому, что предложенная Зубовым и Иноземцевым «сибирская революция» содержит в себе возможность и четвертой метаморфозы-после Путина).
Эта цивилизационная неустойчивость России есть, по-видимому, плата за изначальную ДВОЙСТВЕННОСТЬ ее политической культуры, подробно обоснованную в трилогии. На протяжении столетий североевропейское начало боролось в ней с византийско-евразийским. Побеждало то одно, то другое. Мыслящим современникам ее тупиковых эпох, русским европейцам, казалась она страной, проклятой Богом, безнадежной, обреченной на вырождение; мыслящим иностранцам-страной-хамелеоном. Историк XX века, имевший возможность обозревать эту причудливую историю во всей ее целостности, назвал ее «испорченной Европой» (см. Приложение 2 к первой книге «Зачем России Европа?»).
Просто потому, что столетия, пусть мучительно медленно, постепенно, но снимали византийско-евразийскую «порчу», и уже в XIX веке Россия была вполне европейской культурной сверхдержавой. Не вмешайся Первая мировая война, куда по неизреченной своей глупости втянули ее правители, она, возможно, уже в XX веке «слилась бы с Европейским сообществом», как пророчил ей за столетие до этого Чаадаев (см. Приложение «Уроки Первой мировой» ко второй книге).
Но судьба рассудила иначе. Слишком много, как видно, еще оставалось «порчи» (и до сего дня хватило). Но в том, что «порча» эта агонизирует, сомнений у историка быть не может: она больше не в силах превратить Россию ни в новый СССР, ни тем более в новую Московию. Она способна лишь имитировать их. Путин, возможно, — предпоследнее, если не последнее, ее воплощение. Окажется ли он последним, зависит от нас. Именно для этого предназначено, по-моему «Сибирское благословение»…
Почему сибирское?
Мы знаем, что погубило полуевропейскую Россию начала XX века: ее гибель, как и торжество нацизма в Германии, была побочным продуктом величайшей в Новой истории геополитической катастрофы — Первой мировой войны. Но почему петровская трансформация тупиковой Московии в полуевропейскую Россию произошла именно в XVIII веке, мы пока не знаем. Это тем более интересно, что соседней Оттоманской империи, находившейся в XVII веке в аналогичной «моско-витской» ситуации, то есть в состоянии безнадежной деградации, метаморфоза, подобная петровской в России, как мы уже знаем, не удалась — ни в XVIII веке, ни даже в XIX. И не потому, что она не пыталась. Отчаянно пыталась. Не меньше полудюжины султанов мечтали именно о такой метаморфозе, одного из них западные дипломаты успели даже окрестить турецким Петром. Но не получалось.
Впрочем, все это я подробно описал во втором томе трилогии. И там же задал себе, а потом и сегодняшним читателям, вопрос: почему у Петра получилось, а у «европейских» султанов — при том, что они были разные, иные и покруче Петра, — нет? Объяснение, конечно, само напрашивалось: то самое североевропейское начало, о котором мы говорили. То, благодаря чему она не «отатарилась» после двух столетий ига, более того, оказалась способна создать полуевропейское Московское государство, продержавшееся до самодержавной революции Грозного царя. Но почему все-таки Россия была создана именно в XVIII веке? Причина, почему это получилось тогда, очевидна. Называлась она — Сибирь.
Обратная трансформация
Ничего удивительного, что на протяжении всего XVII века люди бежали из Московии в Зауралье. По разным причинам. Но если в том же столетии из Англии в Америку бежали, главным образом, по причинам конфессиональным, то, хотя раскольников. убегавших из Московии от никонианства, тоже хватало, в Сибирь в основном бежали крестьяне от московит-ского крепостного ярма. Московия справиться с этим массо вым бегством не могла, предпочла двигаться по пятам беглецов, присваивая себе освоенные ими территории. Но вернуть их в крепостное ярмо не посмела. И отнять у них землю не посмела тоже. Так и осталась единственная часть страны, Сибирь, свободным от крепостного рабства крестьянским царством.
Как писал в 1882 году известный географ Николай Ядринцев, «Сибирь по происхождению продукт самостоятельного народного движения и творчества; результат порыва русского народа к эмиграции. к переселениям и стремления создать новую жизнь на новой земле… поэтому мы вправе считать Сибирь продуктом вольнонародной колонизации, которую впоследствии государство утилизировало и регламентировало».
К 1700 году выяснилось, что Московия составляет не больше одной четвертой части новой, гигантской, самой большой в мире страны. И управлять ТАКОЙ страной снулая и деградировавшая метрополия не в силах. Вот тогда и явился Петр и, железной рукой разрушив отрезанную от мира Московию, круто развернул страну лицом к Европе с ее технологиями не только кораблестроения. но и управления государством. Он назвал эту новую страну государством Российским. Так Сибирь создала Россию.
Отсюда вывод авторов книги: «Подход, основанный на трактовке России как сложносоставной страны, позволяет нам рассматривать Сибирь не только как географическую, но как социальную и экономическую целостность, обладающую исторической идентичностью». А следствий из этого подхода — бездна.
«Бюджетный маневр»
Что, прежде всего, следует из факта (который, собственно, никто не оспаривает), что Сибирь создала Россию? Разве не то, что без Сибири не может быть России (не без Путина, как опрометчиво объявил на всю страну некий царедворец, ибо Путины приходят и уходят, а Россия остается), но именно без Сибири? И поэтому «любые элементы сепаратизма… в этой части страны могут стать для России смертельными». По этой причине, полагают авторы, «важнейший вопрос, который стоит перед Сибирью, заключается, на наш взгляд, в том, следует ли ей продолжать нести тяжелые жертвы ради сохранения ее же эксплуатирующей системы?»