больше не увидит эту девушку. Если судьба вот так вот чудом подводит тебя близко-близко к мечте, её нужно хватать немедленно, ведь однажды упущенный момент будет упущен уже навсегда…
– Да что с тобой такое? – Ларс, опирающийся плечом на колонну, наблюдал за товарищем с самым живым интересом. – Выглядишь так, словно тебе только что было видение о втором пришествии!
Не до конца разбуженный, Лексий еле расслышал его слова.
– Девушка, – сказал он невпопад, – там была девушка…
Зал пустел, солнце за окном снова спряталось, и потухший витраж стал безжизненным и пустым. Лексий стиснул зубы, когда тоска коснулась его сердца холодной лапой. Где теперь искать её, свою девушку из церковного хора?..
– Такая маленькая брюнетка? Похожая на трясогузку?
Лексий вынырнул из тумана, в котором тонул, и уставился на Ларса.
– Она.
Халогаланд невозмутимо потянулся, возвращая себе гибкость после долгого стояния на месте, и оправил шикарную шевелюру.
– Хочешь, познакомлю?
Он взглянул на лицо Лексия и расхохотался.
– Не смотри на меня так! Она моя родственница. И вообще, лучшие люди все друг друга знают…
Ларс поймал «трясогузку» в холле, когда та уже собиралась выпорхнуть в пасмурную осень – просто подхватил её под руку и отвёл в сторонку от дверей, аргументировав это так:
– Ла́да, я хочу представить тебе одного господина, который безусловно заслуживает самого пристального внимания.
Девушка уже успела переодеться – теперь на ней был белый жакет и удивительно идущее ей ярко-розовое платье. Юбки в пол нынче теряли популярность, скроенный по последней моде подол заканчивался у щиколотки, и Лексий осознал, что даже эти простые маленькие лакированные башмачки и те повергают его в трепет восхищения…
Хорошо, что у них был посредник – сам он сейчас точно не сумел бы сказать ничего членораздельного. Не хватило бы дыхания.
– Лексий, – бойко объявил Ларс, – это Ладари́на Горн, моя двоюродная племянница по материнской линии.
– Разве? – рассмеялась Ладарина. – Я всегда думала, что троюродная сестра!..
Когда она улыбалась, у неё на щеках появлялись ямочки, от которых у Лексия вдруг закружилась голова. А он-то думал, что такое бывает только в книгах…
– Неважно, – весело отмахнулся Ларс. – В любом случае, кровь не водица и всё такое… Лада, это Лексий ки-Рин, мой коллега, – тут он многозначительно понизил голос, словно открывал ей какую-то тайну. – Между прочим, был отмечен самим царём.
Лексия всегда восхищало его умение, особо не привирая, выставлять реальные факты в выгодном свете.
– Очень рада знакомству, – сердечно сказала Ладарина и протянула ему руку. Чувстуя, как кровь бросилась ему в лицо, Лексий пожал тонкие пальчики.
– О, вон там, кажется, госпожа Фидо́, – вдруг заявил тактичный Ларс, якобы заметивший кого-то из знакомых. – Надо пойти засвидетельствовать ей своё почтение. Я оставлю вас на минутку.
И он исчез, как какой-нибудь доброжелательный джинн, который сделал свою работу и теперь не намерен мешать.
– У вас замечательный голос, – выговорил Лексий и тут же мысленно отвесил себе подзатыльник. Дурак, наверняка она слышала это уже тысячу раз! – О чём вы пели?
Каким бы неуклюжим ни был его комплимент, щёки Лады зажглись нежным румянцем.
– Это что-то вроде благодарственного гимна, – пояснила она. – Я не читаю по-кордосски, но нам переводили. Там поётся: «Спасибо за каждый день в этом прекрасном мире, потому что каждый день – это бесценный подарок; спасибо за всё хорошее, что со мной случилось, и за всё плохое, что прошло стороной; спасибо за всех, кого я люблю, и всех, кто любит меня; спасибо за то, что моя жизнь именно такая, какая есть, потому что если она сложилась так, а не иначе – значит, именно так и было нужно»…
Удивительное дело: в устах кого-нибудь другого этот оптимистический фатализм звучал бы просто смешно, но когда говорила Ладарина Горн, Лексию и в голову не пришло смеяться.
Лада оглянулась на дверь.
– Меня мама ждёт, – сказала она, словно извиняясь. – Я побегу. Но я пою здесь каждую декаду. Если вам правда понравилось, приходите послушать.
И, напоследок одарив его тёплой улыбкой, она исчезла, оставив Лексия оглушённым и зачарованным смотреть ей вслед.
С того дня он пропал. Жил словно в светлом голубоватом мареве, почти не приходя в сознание. Влюбляясь, многие страшно глупеют; Лексий, к сожалению, не был исключением, но ничто в тот момент не могло волновать его меньше. На него вдруг напало рьяное благочестие, и каждую декаду, вечером седьмого дня (о, скольких же душевных сил Лексию стоило дождаться этого седьмого дня!), он обнаруживал, что вновь стоит в храме у колонны и слышит во всём хоре один только голос…
Ларс просветил его насчёт семейства Горнов. Они носили свой новенький титул всего лишь третье поколение: дед Ладарины, удачливый торговец, заслужил его тем, что ловко организовывал военные поставки – Канкара в своё время влетела Сильване в копеечку… Знатности и благородства роду, возможно, несколько недоставало, зато новоявленный лучший человек оставил сыну в наследство завидное состояние – конечно, не халогаландовское, но более чем внушительное. И в этом крылась одна проблема.
Лексий никогда не страдал чрезмерной робостью, но у него на пути опять встали сословные границы. Он хорошо представлял, как вести себя с одногруппницей или там с какой-нибудь красоткой из интернета, но с юной дворянкой?.. Самым разумным выходом казалось прибегнуть к надёжному испытанному средству: спросить у Ларса.
– Не переживай, мы же в столице, а не где-нибудь в глубинке, – успокоил тот. – Там попытку взять девушку за руку и то могут истолковать как знак, что пора шить свадебное платье. Нет, здесь ты можешь ухаживать за ней совершенно спокойно, никто против воли тебя под венец не погонит, но всё-таки советую не делать ничего двусмысленного. Если не имеешь серьёзных намерений, то не давай поводов для ложных надежд, вот и всё, так всем будет спокойнее. Сопровождать её на прогулках – можно. Видеться на вечерах, куда вас обоих позвали – более чем. Бывать дома, если приглашают в гости – тоже. Вот у всех на глазах сливаться в жарком поцелуе уже не стоит. Но это ты, конечно, и сам прекрасно понимаешь, ты же умный парень. Да и с родителями Лады я знаком, они хорошие. А то иные благородные матери так блюдут дочернюю честь, что переходят всякие границы… Знаешь, почему Элиас, например, до сих пор водится исключительно с подавальщицами из трактиров, хотя смело может рассчитывать на большее?
– Потому что у них нет мамаш, падающих в обморок, дюжины дуэний и отцов, способных устроить тебе серьёзные неприятности, – не отрываясь от очередной книги, невозмутимо подтвердил Элиас. – Мозгов у них, конечно, тоже нет,
