два! Ещё каких! И ведь мы можем направить эти рычаги, как против твоего отца, который и так уступит всем нашим требованиям ради дочери…уступит же, принцесса? Так и выродок Фиена теперь вынужден будет…
Она медленно обошла меня вокруг и бесцеремонно положила свою руку на мой живот, а я, ошеломленная её словами, не сразу поняла, что происходит. Поэтому очнулась, только когда эта дрянь сжала свои пальцы, и только тогда я оттолкнула её от себя.
— Что за бред! Как вообще тебе это пришло в голову, больная идиотка?
А у самой отчаянной мыслью о том, что она может быть права. Что тошнота эта и головокружения — это не только из-за пыток в плену. Что этой вечной слабости, из-за которой ноги не держат тело, может быть и другое объяснение, а не истязания Альгоса.
— Впрочем, ты права, Лиат. Я не могу доложить Ванитасу о предположении, не убедившись, что ты и вправду беременна. Поэтому сегодня же тебя осмотрит лекарь.
— Да чёрта с два я позволю кому-то…
— Ц-ц-ц-ц, — она цокнула, отворачиваясь и ступая к выходу, даже не оглядываясь, пока говорила, — глупая принцесса никак не привыкнет, что никого её мнение не волнует! У тебя два выхода: или тебя посмотрит лекарь, или Альгос. Но во втором случае я не могу обещать, что твой ублюдок, если он есть, выживет.
Айала резко остановилась и вдруг повернулась, слегка склонив голову набок:
— Это же не мой племянник, Лиат? Ты же не разочаруешь меня настолько сильно? Иначе нам придётся выпотрошить тебя прямо на месте и вытащить его, пока он не создал нам проблем. Впрочем, — и вновь та самая змеиная улыбка на губах, — это не значит, что мы не сделаем то же самое с выблядком твоего братца. Просто чууууть попозже.»
А потом были унизительные минуты в руках какого-то древнего старика с длинной тёмной бородкой, который, казалось, со всей своей ненавистью сжимал моё тело, давил на живот скрюченными худыми пальцами, заставляя раздвигать ноги, чтобы проникнуть ими внутрь.
И затем омерзительно скрипучим голосом подтвердил беременность, в ответ получив радостные аплодисменты от эльфийки.
Я вновь открыла глаза, пытаясь выбросить из головы воспоминания вчерашнего дня. Надо поспать. Наверное. Нужно собраться с силами. Правда, надо ещё придумать, для чего. Чтобы что? Как ни крути, эта блондинистая сука права — здесь, в заточении я представляю помеху для отца. Я, действительно, тот самый рычаг воздействия на него. А теперь ещё и для Ариса…и тут же вновь сжаться от боли, потому что вот здесь она прогадала. Эта сумасшедшая стерва не представляет, насколько сильно наплевать Арису на ребенка. Тому, кто проклинает собственную мать, уверовав в её виновность перед собой. Тому, кто насиловал собственную сестру…И вновь свернуться на боку, подтягивая к животу ноги в попытке согреться, потому что там, внутри всё покрывается тонкой коркой льда. Ребёнок. ЕГО ребёнок. Как проклятье. Как вечное напоминание об Арисе. Сердце сжимают ледяные тиски: зачатый после одного из надругательств…не тогда, когда взлетали вдвоём к самым звёздам. Не тогда, когда растворялась в его нежности в самые первые разы. Не тогда, когда сгорала вместе с ним в лаве обжигающей, безумной страсти на каждой горизонтальной поверхности. Нет. Когда унизил, когда растоптал и убил. Убил душу, а лучше бы — тело. Просто цинично вырвал сердце из груди и бросил себе под ноги, чтобы растоптать его, жалкое, ещё трепещущее и пока живое, прямо у меня на глазах. Как насмешка. Как жесточайшее издевательство над ошмётками моей поломанной души. Пальцы вновь и вновь невольно к животу возвращаются. Целитель после своего диагноза еще некоторое время водил надо мной раскрытыми ладонями, приговаривая какие-то слова.
«— Моя госпожа, дитя, судя по его энергетике, очень сильное. Можно назвать чудом, — он равнодушно оглядел моё обнажённое тело, будто каждый день видел истекающих кровью женщин, — то, что лезвия не нанесли вреда плоду.
— То есть это отродье не пострадало после стольких истязаний?
— Да, госпожа. Видимо, кинжалы не коснулись его, могу предположить, что энергетика его крови оберегает плод. Кровь его родителей.
— Понятно. Там не только родители, старик. У этого ублюдка энергия самых сильных демонов нашего мира и падшего ангела. Сука, что носит его, не ест достаточно давно для того, чтобы обычное женское тело выкинуло плод, а ему — хоть бы что.
— И это ещё оно внутри.
— Что ты хочешь сказать этим?
— Если госпожа позволит родиться ему, то это существо, судя по всему, будет обладать огромной силой и может представлять опасность для вас.
— Госпожа не позволит, — эльфийка подошла ко мне и опустилась, на корточки, попытавшись дотронуться до живота. Инстинктивно перехватила руку этой дряни, не желая, чтобы коснулась ЕГО. Невольно.
— Госпожа не испачкается в твоей порочной крови лично, но с удовольствием посмотрит, как из тебя достают этот плод инцеста.
— Скорее, ты захлебнешься своей грёбаной желчью, чем навредишь ему!».
И теперь думать, что за всплеск ярости это был в ответ на её угрозы. Словно что-то изнутри толкнуло защитить, не позволить сучке Ванитаса даже приблизиться к моему ребёнку. Боги…мой ребенок? Что за глупое желание защитить? Разве не лучше ли попробовать самой избавиться от него? Разве не логичнее уже сейчас лишить жизни малыша, которого непременно используют против моих родителей? Против меня и моего народа? Ну и что, что от мысли об этом внутри слой льда становится лишь толще, при этом царапая до крови такими же ледяными остриями боли сердце. Почему разрастается эта агония только от возможности потерять эту частичку ЕГО в себе? Этот ребенок — не плод любви или даже страстной ночи. Он — результат ненависти и дикой ярости его отца к матери, обещаний самой жестокой казни. Он не нужен и никогда не будет нужен Арису. Но почему горло сжимает спазмами от мысли, что он нужен. Вот такой неправильный. Такой несвоевременный. Он нужен мне. Один день, всего лишь один день я знаю о нём…и этот один день УЖЕ выворачивает душу наизнанку. Уже от раздумий и слёз раскалывается голова, словно по ней обухом сзади. Дьявол, как же это неправильно! Испытывать эти противоречивые ощущения — неправильно. Всё, что касается нас, неправильно. Чувства, которые не должны были возникнуть, связь, которую нельзя было допустить и которой не место даже в Аду с его извращенным мировоззрением…и как итог всего этого — ребенок, который не должен быть зачат от этой связи между единоутробными братом и сестрой.
* * *
Истощённое бессонницей сознание отключилось неожиданно и, кажется, надолго, потому
