— Что случилось? — зло спросил я, раздражаясь тому, что он прервал переговоры.
— Ничего особенного. — усмехнувшись, ответил он. — Просто у тебя жена рожает.
Я не сразу понял смысл его слов, но когда до меня дошло, я пулей вылетел из кабинета, звоня в аэропорт.
— Антон? — недовольно спросил Роберто.
— Прости, мне срочно нужно в Россию. Жена рожает.
Я не стал дожидаться его ответа, сев в машину.
Знание того, что моя маленькая девочка одна испытывает мучительную боль, придавала ускорения, заставляя усиленно нажимать на педаль газа.
Я обязан был успеть к ней. Я обязан был увидеть, как на свет появится наша дочь.
Ника
Леша помог спуститься мне вниз, сажая в свою машину.
Выбранный роддом находился на другом конце города, что делало миссию доехать до него невыполнимой.
Длительность схваток постепенно увеличивалась, сокращая интервал. Я пыталась дышать, как учили на курсах, насыщая свою кровь кислородом, но это мало помогало. Если сейчас было так больно, то что могло быть на родах?
— Полечка, я обещала твоему папе, что он обязательно увидит твоё рождение. — усмехнулась я, гладя живот. — Может не будешь маму подставлять?
Я понимала, что, скорее всего, Антон не успеет прилететь и мне придётся рожать без него. Но мое спокойствие сейчас было как никогда важно, поэтому я со всех сил старалась об этом не думать.
— Долго ещё? — спросила я Полянского, ощущая новую схватку.
— Полчаса минимум. — ответил он, обеспокоено повернувшись ко мне. — Держись, Джейн, мы обязательно успеем.
Я через боль улыбнулась, закрыв глаза, облокотилась головой на сидении.
Вторая половина дня — пик пробок. Уставшие люди ехали с работы домой, а Леша маневрировал между ними, желая быстрее оказаться в роддоме.
— Какой интервал? — спросила меня Наталья Игоревна — мой акушер-гинеколог, которому я позвонила, пока стояла в пробке.
— Около 50 секунд схватка и 6 минут перерыв.
Она кивнула, сажая меня на кресло. Лёша передал ей сумку, обещав обязательно дождаться окончания родов. Я была ему за это очень благодарна. Даже в отсутствие мужа, меня поддерживал его замечательный друг.
Сделав ктг, мы убедились, что с дочкой все хорошо. Схватки нарастали и я уже буквально скулила от боли, свернувшись калачиком на постели.
— Может быть эпидуралку? — спросила Наталья Игоревна. — Отдохнешь немного. До полного открытия ещё часа три.
— Сколько? — я вытаращила на неё глаза.
— А что ты хотела, милая? — по-доброму произнесла она. — Первые роды всегда долгие.
— Мамочки… — простонала я, чувствуя новую схватку.
— Лидочка, позовите анастезиолога, пусть поставит ей укол.
Как только стало легче, я немного задремала. Снилась мне Удивительно красивая девочка с пшеничным цветом волос и большими карими глазами. Она радостно бежала ко мне, крича «мама».
Не знаю, сколько прошло времени, но я проснулась от новой сильной схватки. Сдержать себя не удалось и я, что есть силы, закричала.
— Маленькая моя. — из коридора послышался приближающий голос Антона. — Сильно больно?
Муж подошёл ко мне, крепко взяв за ладонь.
На секунду мне показалось, что это просто галлюцинация, но когда он нежно прикоснулся губами ко лбу, поняла, что он и, правда, прилетел.
— Позвать врача? — обеспокоено спросил он, а у меня лишь получилось только кивнуть.
Все тело адски выворачивало, но я упорно продолжала глубоко дышать, убеждая себя, что Полине не легче, чем мне.
Пришедшая Наталья Игоревна произвела осмотр, сказав, что пора ехать в родовую.
Животный страх овладел мной, и я на секунду вцепилась в кровать, не желая двигаться с места. Но разум взял вверх, и я позволила переложить себя на каталку.
На несколько минут Антон пропал из моего поля зрения, но потом появился, одетый в медицинскую форму.
Весь процесс родов он, не отпуская, держал меня за руку. Его поддержка была неоценима. Именно она придавала мне уверенности и стойкости на сколько можно спокойно дойти до конца.
Секунда и стало легко. Детский крик наполнил родовую, а у меня потекли слёзы из глаз. Это были слёзы сдерживаемой боли, смешанные с радостью от появления дочери на свет.
Мне положили ее на грудь, дав отпульсировать пуповине.
Такая маленькая, хрупкая, она смотрела на нас растерянным взглядом. Пухлые губки, темные папины глаза и мои большие щечки. Она была похожа на маленького ангела, спустившегося к нам.
— Папочка готов перерезать пуповину? — спросила Наталья Игоревна, смотря на еле державшего Антона.
— Может лучше Вы? — он явно не ожидал такого предложения.
— В этом нет ничего страшного, идите.
Львинский на негнущихся ногах подошёл ко врачу и сделал аккуратный разрез. Его глаза светились счастьем, смешанным с ужасом пережитого, но позже, он мне говорил, что безумно благодарен, что я позволила присутствовать на родах.
Я и подумать не могла, что он будет таким заботливым отцом. Ночами он давал мне выспаться, забирая Полину в детскую, сам менял подгузники, играл. Чуть позже учил ползать, есть, ходить.
Гулять с коляской мог только он, когда я брала управление в свои руки, Полина начинала истерично реветь, требуя отца. Сначала меня это обижало, но потом я поняла, что мне просто достался самый лучший муж на свете.
Они были неразделимы.
Полянский познакомился с молодой девочкой студенткой и так потерял голову, что окончательно ушёл из науки.
Астахов наслаждался бесконечными гулянками с постоянно меняющимися девушками до тех пор, пока в клубе случайно не переспал с дочкой мэра, которая с первого же раза забеременела. У горе-папаши не оставалось вариантов, как жениться на ней. Зато сейчас он был самым приличным семьянином и заботливым отцом.
Геша счастливо жила с Мишей, воспитывая сына Ярослава, с которым любила играть наша Полина. Мы даже шутили, что в будущем они обязательно поженятся, объединив наши семьи.
Наша любовь с каждым годом только крепла. Антон, узнав про мой первый неудачный опыт работы, который привёл меня к нему, предложил купить это кафе. Я не отказалась, решив все там переделать под свой вкус. Теперь у меня был свой уютный мир.
Надо было видеть глаза Марго, когда меня представили, как новую владелицу заведения. Конечно же, я ее уволила, наняв молодую, но очень перспективную девочку, дав ей шанс, который когда-то был нужен мне.
А летом, в разгар клубники, главным десертом на нашем столе был клубничный пирог, который когда-то заставил меня познакомиться с моим безумием, моим Антоном Сергеевичем Львинским.