Книга Сестра моей невесты - Надежда Мельникова

Поглядываю на Василису, одетую в мои старую, любимую толстовку, короткие джинсовые шорты и улыбаюсь, понимая, что все происходящее, ей тоже в кайф. Она наливает мне в кружку чай из термоса и присаживается на правое колено. Когда она вот так обнимает меня за шею, нежно перебирая волосы, мне хочется закрыть глаза и урчать от удовольствия.

— Мне, кажется, что это был барсук? — улыбается Вася, поглаживая мой подбородок.

— Нет, енот-потоскун!

Она смеется, а я обнимаю ее за талию, заставляя наклониться, и кусаю за нос.

Обожаю ее запах и вкус. Вчера, когда она мылась в моем супер душе, что устанавливается на крыше винивэна, ей показалось, что за ней из кустов кто-то подсматривает. Разобраться с этим мы не успели, Вася вскрикнула, я прибежал с топором и замер, потому что увлекся видом ее голого и блестящего тела в лучах солнца. Вспененный гель тек по загоревшей коже, очерчивая аппетитные изгибы. И все что я придумал, ради спасения своей женщины, конечно же — это завалить грудью на сидение и сладко трахнуть, пока она брыкалась, пытаясь объяснить, что моя задача была найти обидчика и обезвредить, а нет вот это вот все.

— Конечно потаскун, нормальный енот-мужик, подглядывающий за моей женщиной.

Вася улыбается, обнимая меня, а я продолжаю:

— Надо его найти и покарать! Никто не может подсматривать за моей женщиной!

— И как ты собрался его наказывать? — трясется она от смеха, слёзы льются ручьём… Она вытирает их ладошкой. Так сильно ей смешно. Она не может остановиться.

Мне нравится, что со мной ей весело, я вообще испытываю странное ощущение счастья, когда Василисе вот так классно, я тоже доволен.

— Выкрашу полоски в розовый цвет, — заявляю решительно и очень грозно.

— Но тогда над ним будут смеяться друзья полоскуны, — все еще хохочет Вася.

А я хватаю ее за подбородок и тяну к себе. Какое-то время мы жадно целуемся, на мои прикосновения она отвечает так рьяно, что мы стукаемся зубами, а когда воздуха перестает хватать, Вася разворачивается и укладывается мне на грудь, сладко зевая. Да, спим мы мало, потому что либо любим друг друга без памяти, либо перемещаемся в пространстве, чтобы посмотреть за время отпуска как можно больше. Мне хорошо с ней, легко, можно не притворяться, даже не бриться, можно всё что угодно. Это потрясающее ощущение.

Но задумавшись, Василиса смотрит вдаль, затем молча целует меня в щеку и, притихшая, грустно разглядывает всполохи огня. Я уже хорошо знаю ее, изучил за последнее время. С сестрой они так и не помирились. Василиса старается не поднимать эту тему, но мне точно известно, что она очень переживает по этому поводу. Анфиса с ней не общается. Полностью вычеркнув старшую, она мстит ей, показывая в постах и сториз Instagram, как живет в свое удовольствие. Ей не надо ничего делать, чтобы Васе было больно, просто игнорировать, демонстрируя, как хорошо ей живется без сестры.

— Когда пройдет время, она одумается и угомонится. Я уверен, что она любит тебя. Просто ей сложно принять тот факт, что ты во всем пошла против нее и посмела быть счастливой. Еще и меня выбрала. Это как мама, которая развелась с папой и нашла другую любовь, детям трудно принять сей факт.

Вася грустно усмехается.

— Не думаю, слишком сильную рану я нанесла ей.

— Мы нанесли, прекрати все брать на себя.

Вася сползает с моих колен и подбрасывает несколько сухих палок в костер. Становится как-то очень тихо — слышно только, потрескивающий в огне хворост. Он разгорается, возле костра становиться жарче и жарче. Здесь чудесная природа: вокруг всё зелёное, и от свежести воздуха просто кружится голова. Вдалеке темнеют горы, покрытые густым еловым лесом, водопады и сказочные долины.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Тебя невозможно не любить, — подхожу к ней сзади и обнимаю за талию, вместе мы смотрим на финальные аккорды шикарного заката, — я уверен, что она любит тебя. И… — выдыхаю. — Я люблю тебя.

Неожиданно во рту появляется такая сухость, что я еле отлепляю язык от воспалённого нёба. Не думал, что это так сложно — признаться в любви. Я никогда ни одной женщине не говорил этих слов, даже Анфисе, на которой собирался жениться. Последнее, кстати, кажется чем-то нереальным. Даже дурно немного от этой мысли. Нас вместе помню очень смутно, как будто это был какой-то незнакомый мужик, а не я. Даже стыдно немного за свою слепоту, но с другой стороны, если бы не было Анфисы, со мной никогда не случилось бы Васи. Старшая сестра оборачивается и вместо того, чтобы как-то прокомментировать мое признание, помочь шуткой или едким замечанием, просто разглядывает мое лицо.

— Да ну, — неожиданно выдает, улыбаясь, — может и стих есть? Без поэмы не поверю.

Невыносимая женщина. Закатываю глаза. Вот так признайся в любви, так еще доказывать что-то нужно. Однажды я пошутил, что сочинять стихи и песни, стоять с гитарой под окном — это для подкаблучников и лузеров. Надо же, запомнила. Конечно, люблю ее, как же иначе? Стал бы я во всю эту мясорубку с ее сестрой лезть, если бы мозги последние не растерял от запаха шоколадки и карих глаз. Ну стихи, так стихи, она на большее пошла ради меня. Сжимая челюсти, я на ходу придумываю для нее любовную поэму:

— Василиса, ты — царица,

Открываются границы,

Горяча ты, очень властна,

Для противников опасна!

От моего жалкого стихоплетства Василиса в восторге, она заливается смехом, виснет у меня на шее, обнимая двумя руками. Сердце бьется гулко и часто. Никогда не думал, что буду так нервничать, ожидая чей-то ответ на свое признание в любви. И это почти в тридцать пять лет.

— Я тоже тебя люблю, мой чудо поэт — Арсений, владелец царства разврата по совместительству, — отвечает Вася и целует в губы, да так сильно, что я задыхаюсь.

