МЕНЯ, кто его не любит и не полюбит.
МЕНЯ, кто его теперь ненавидит и презирает.
Меня, прекрасно осознавая, что буду его ненавидеть ещё сильнее. Ибо только в сказках такая ненависть обращается в любовь с одного шага.
Глава 29
ЛИЗА
— Господин Громов, — наше затянувшееся уединение прервал мужской голос аккурат со стуком в дверь. — Пора начинать, уже толпа волнуется.
— Иду, — бросил в стороны выхода Герман и потом мне: — А теперь прости, — шаблонно роняя, встал из-за стола, — оставляю тебя наедине с мыслями… Но не задерживайся, — даже не обернулся, выходя из комнатки с гордо выпрямленной спиной.
Провожала его рассеянным взглядом, а в голове звучал набат голосов, Германа и Руслана. И особенно слова парня вдалбливать в черепушку, будто мечтали отпечататься на кости на века. В груди было нестерпимо больно. Так больно, что разминай/не разминая не легчало. На глаза набежали едкие, злые слёзы.
Он сделал это! Громов посмел меня шантажировать!
Я кипела от гнева, бессилия… и жажды его поставить на место! Но как? Как это сделать, не подставив других?
Не желала здесь оставаться, но шоу продолжалось, Я была важной пешкой, от которой требовалось присутствие, но от действий которой мало что менялось — в игре Громова!
Прихоть, блажь… Пешка в руках низкого человека.
Я побоялась сбежать, поэтому перевела дух и вернулась в зал, где уже во всю громыхали голоса, шелестела публика, щёлкали фотоаппараты, гудела прочая техника.
Моё место пустовало…
— Лиз, — не сразу среагировала на волнение Марго. — Лиз, — вторила подруга, подтолкнув меня плечом меня, — что случилось? На тебе лица нет… Он… тебя обидел? Угрожал? Нам уже бежать?..
— Всё нормально, Маргарита, текст давай, — не своим голосом пробормотала, забрав из её рук папку, где должен был быть мой текст. На немой вопрос в испуганных глазах подруги, настоятельно кивнула: — Потом поговорим…
Мероприятие длилось пару часов. Сначала в поддержку Громова выступали значимые люди города, потом сам виновник торжества, потом шквал вопрос… я уж грешным делом решила, что участь меня миновала, но нет:
— Вы готовы? — ко мне незаметно подошёл один из теневых помощников-организаторов, остающихся за кадром, но без участия которых подобные мероприятия могли бы провалиться.
— Да, — папку в руках держала. Пока выступали другие, я успела несколько раз пробежаться глазами по тексту речи и даже сделала несколько пометок.
— С богом, — послала меня Анисимова. Я промолчала. На трибуну шла, как на эшафот, и всё не могла понять, почему не отпускало чувство, что мои злоключения только начались? Остро ощущала, что вот-вот случится ещё что-то, от чего я окончательно буду в плену.
Но уже остановившись на сцене возле микрофона, замерла — почему нет молнии и грома? Не могло же всё быть так просто и гладко.
Но зал тоже затаился, все с ожиданием смотрели на меня. А когда наткнулась на прямой взгляд Громова, опять накатило жуткое чувство безысходности.
Втянула воздуха, поправила лист с речью, пока меня представляли толпе. Опять подняла глаза, пробегать по лицам в зале и коротким вспышкам…
Три минуты позора и я свободна! Смогу обдумать свою ситуацию в тишине и наедине с собственными мыслями…
— Вечер добрый, — шаблонную поздоровалась, настраиваясь на короткую читку, и впервые в жизни речь всего на пару минут казалась нескончаемой.
Старалась не смотреть в сторону группы Громова, и на своих тоже — я вообще мало кого видела — массу, и этим спасалась от дрожания голоса, неуместных пауз.
А когда взглядом зацепилась за конец финальной строчки, ощутила радость:
"Мы бесконечно признательны Герману Анатольевичу Громову за безвозмездную помощь нашей клинике. Благодаря таким людям не умирает надежда. Благодаря таким поступкам и делам мы имеем возможность спасать жизни", — много пафоса, но в наше время любой жест от меценатов приходилось озвучивать. Анонимность нынче не в моде, и о всех великодушных деяниях спонсоры предпочитали услышать премного «спасибо»!
Это малая плата за их великодушие, ведь за деньги в наше время купить можно гораздо больше. И Герману я благодарна не лживо, а от чистого сердца, поэтому и говорила без фальши, порой заменяя текст своими словами. И зал это оценил.
Шквал аплодисментов. Вспышки телефонов, фотоаппаратов… Я покивала в благодарность за внимание и, прощаясь, вздохнула с облегчением — ура, мучения завершены. Было собиралась уйти со сцены, как гул зала прорезал мужской голос:
— Лучше скажите, на какое число у вас назначено торжество! — А вот и гром. Настало такое гробовое молчание, что если бы прилетел комар, все бы только на него и обращали внимание.
Но в зале был свой «комар», и его громкий писк услышали отлично! Мне даже не пришлось выискивать в толпе кто это был. Народ и чуть расступился во все глаза таращась на смельчака, явно пришедшего для скандала. А личная охрана Громова тотчас подсуетилась, и к нему с разных сторон двинулась. Но молчание тянулось, зал ждал хлеба и зрелищ.
— Я… — придвинулась к микрофону, толком не зная, как отвечать на подобные провокации. — Даже если было назначено, а бы отказалась от комментариев, — дала понять, что эту тему обсуждать не собираюсь.
И молила, чтобы секьюрити быстрее устранили/припугнули хотя своим грозным видом «проблему».
— Да перестаньте, — продолжал парень, прекрасно видя, что для его шоу осталось немного времени, потому что грозные мужики приближались со всех сторон. Потому и не удирал — снимал на телефон и припохабенько ухмылялся. Знал, что наброситься без видимой причины не посмеют. Он не делал ничего противозаконного — всего лишь задал неудобный вопрос. И примирить силу охранники могут, если только он сделает что-то из ряда вон выходящее, а так… побоятся на скандальном видео засветиться. Особенно учитывая важность для репутации Германа.
— Громов никогда не делал таких крупных пожертвований и в благотворительности участвовал только, если выгода светила больше… — он явно чувствовал себя на коне. — А тут… от щедрот своих… какой-то часто клинике, где людей за деньги лечат, перевёл средств? — он издевался хотя в его словах была соль. Толпа зароптала сильнее. Я в поисках спасения, глянула на Германа, к неудовольствию отметив, что он уже поднимался на трибуну. ГЕРОЙ!
Мне, скорее всего, стоило бы промолчать, но вступилась за «дело»:
— Вы, наверное, прослушали, но именно благодаря таким пожертвованиям клиника имеет возможность лечить бесплатно: чем больше нам удается собрать, тем большему количеству людей помогаем. И неважно единичное пожертвование или систематические вливания. Не важны мотивы и причины. Мне даже всё равно откуда деньги — лишь бы на них можно было спасать жизни! А если у кого-то возникают сомнения в рациональности использования средств, то вопросы не к Громову, а к той организации, куда сумма была отдана. В этом случае — к нашей клинике! И мне всё равно, помогал ли Герман Анатольевич кому-то раньше. О человеке говорят его дела. И на сегодняшний день — средства, пожертвованные Громовым, спасли уже не одну жизнь. Поэтому он достоин восхищения и благодарности, а не обвинений и упрёков. Это всё, прошу меня простить, — дала понять, что разговор окончен.
