— Как дела, бойцы? — раздалось от входа, и я чуть не уронила сковородку, потому что это был голос Богосавеца.
— Бронь на два столика, — начал перечислять Петар, — на семь вечера, сейчас шесть заказов, омакасе на завтра, вот примерное меню.
Я осмелилась взглянуть на шефа — украдкой, быстро. Знает или нет? Но Богосавец внимательно изучал меню, сразу что-то исправляя — зачеркивая, дописывая.
— Вперед и с песней, — скомандовал он, отдавая Петару записи. — Я на раздачу, ты пробуешь.
Обычно на это вся кухня дружно отвечала: «Да, шеф!», — но в этот раз ответили только я и Ринат, а остальные промолчали. Я чуть не уронила сковороду второй раз, физически ощущая, как недовольство, столько времени копившееся в душах поваров, готово прорваться наружу.
— А больше ты ничего не хочешь нам сказать? — хмуро спросил Петар.
- Что ты хочешь услышать? — спросил шеф и усмехнулся. — Что вы хотите услышать?
Вопреки правилу — готовить, что бы ни случилось — повара оставили чашки, ножи и кастрюли. Я передвинула мясо с огня, чтобы не сгорело, и тоже повернулась к Богосавецу. Я думала, все смотрят на него, но все смотрели на меня. И взгляды были совсем не дружелюбные.
Йован хмыкнул и отвернулся, Ян нахмурился. Петар стоял с каменным лицом, скрестив на груди руки.
— Говори, раз начал, — Богосавец возвышался над ним на две головы, но Петар только упрямо выставил подбородок.
— Ты читал, что про нас пишут? — напористо начал Петар.
— И что же? — лениво поинтересовался Душан.
— Как будто ты не читал! — ощетинился Петар. — Читал! И статью этого цыпленка черного, и статью про нее! — он мотнул головой в мою сторону.
От плиты было жарко, но в один момент меня пробрало морозом до самых костей. Богосавец читал статью… Знает… он — знает…
— Выгнал Милана и Елену, — горячился Петар, и это было совсем на него не похоже, — сказал, что они подставили ресторан под удар… а сам?! После того, как ты бросил Лилиану, началась эта чертовщина!
Все мы затаили дыхание, ожидая, что ответит шеф. Несколько секунд было слышно только, как шипит, сгорая, масло и сердито фыркает соус, который уже давно пора было снять с огня.
Богосавец посмотрел на нас по очереди, задержал взгляд на мне и повернулся к Петару:
— Хочешь упрекнуть меня, что я подставил ресторан под удар?
— Да! — почти крикнул Петар.
На меня косились, и я с удовольствием провалилась бы сейчас сквозь пол, но это было невозможно. И я продолжала стоять, краснея до ушей и комкая фартук.
Как ни крути — Петар прав. И остальные имеют полное право злиться. На шефа и… на меня. На меня даже больше. Ведь шеф не целовался с конкурентом в пабе.
— Ты так считаешь, что это моя вина? — спокойный голос шефа заставил меня встрепенуться.
Я не одна глядела на Богосавеца с надеждой. Даже зная, что хорошего ждать нечего, я надеялась — сейчас шеф всё объяснит, разрулит, и жизнь пойдет прежним ходом.
— Считаешь, что я подставил нас всех, потому что предпочел одну женщину другой? — продолжал Богосавец, обращаясь к Петару, но я чувствовала, что шеф говорит для всех нас. — Разве меню ресторана пострадало? Мы ни разу не дали сбоя, хотя нас целенаправленно пытались уничтожить. А Милан и Елена поставили под угрозу работу ресторана. Если бы Даша не оказалась тогда рядом, блюдо было бы испорчено. Если помнишь, в тот день на нас был набег критиков.
Петар угрюмо и молча кивнул.
— Мои отношения с Дашей не мешают работе. Наоборот. Разве мы не вывели нашу готовку на новый уровень?
Петар и тут не нашел, что ответить.
— Тогда еще раз спрашиваю, — шеф снова обвел нас взглядом, — разве это я подставил ресторан под удар? Или мне нужно было спать с Лилианой ради денег ее отца?
— Ладно, прости, — буркнул Петар. — Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.
— Знаю, — сказал Богосавец уже совсем другим голосом — резким, командным. — Я еще ни разу вас не подвел, и прошу доверять мне. Как раньше.
— Да, шеф! — ответили повара хором.
— Возвращаемся к работе! — скомандовал Петар, поправляя колпак. — Йован! У тебя соус уже скоро загорится!.. Хватит зевать!..
Прежний ритм работы был восстановлен, и я тоже вернулась к плите. Тушила мясо, пробовала, добавляла немного соли и перца, снова тушила… Но в голове звучало только одно: «Мои отношения с Дашей…». Отношения? Он считает, что у нас уже отношения? Конечно считает, если при всех признал, что предпочел тебя Лилиане!..
Я каким-то чудом продержалась до конца смены, а когда переоделась, попрощалась с ребятами и пошла к себе, чтобы полежать немного, а потом принять душ, увидела Богосавеца. Он стоял на лестнице, ведущей на второй этаж, положив руку на перила, и смотрел на меня сверху вниз.
— Добрый вечер, шеф, — сказала я фальшиво-бодро, поднимаясь по ступеням и боясь посмотреть ему в глаза.
Я поравнялась с ним и хотела пройти дальше, но Богосавец преградил мне дорогу, уперевшись ладонью в стену.
— Сильно устала? — спросил шеф. — Наверное, не выспалась? Вчера ведь пришла так поздно… В баре была… С Мараткой.
Кровь бросилась мне в лицо, и я произнесла тихо и упрямо:
— Вы всё не так поняли.
Плохо, очень плохо. Вот, пожалуйста — в ход пошла классика. Даже фразу я повторила ту самую, что сказал мне Антон, когда я застала его целующимся с бэк-вокалисткой. Я не поверила, и Богосавец не поверит. Что же сказать такое, чтобы он понял?..
— Эх, Даша, — шеф придвинулся ко мне, почти прижав меня к стенке.
Захотелось нервно хихикнуть — в буквальном смысле прижал к стенке.
Я прикрыла глаза и глубоко вдохнула, чтобы выложить разом, что всего лишь хотела помочь, что поступила глупо, но из лучших побуждений, что на самом деле я не видела Антона с того самого дня, когда мы ходили на вечеринку к Гасанбердиеву, а Гасанбердиева не видела с тех пор, как…
— Ведь я тебя предупреждал, чтобы ты не ходила на такие встречи. Даш, почему не сказала? Не доверяешь мне?
Это было совсем не то, что я ожидала услышать. И я удивленно открыла глаза.
— Вы не сердитесь? — спросила я, вглядываясь в лицо шефа, чтобы понять — искренне ли он говорит.
— Сержусь, — признался он. — С утра придушить был тебя готов.
— Но я ведь…
— Даша, — он вдруг обнял меня, прижавшись губами к моему виску, — ты — даже не представляешь, как меня бесит, когда я думаю, что ты можешь быть с кем-то другим, кроме меня. Меня бесит, что нам с тобой вечно кто-то или что-то мешает. И… да что говорить! — он взял меня за подбородок и поцеловал в губы — жадно, требовательно, словно заявляя на меня свои права.
