Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 73
После Победы любовь к Сталину из организованной властями превратилась в естественную и всеобщую — общенародную.
21 июня 1945 года Сталину было присвоено звание Героя Советского Союза. А спустя неделю — звание генералиссимуса «за выдающиеся заслуги перед Родиной в деле руководства всеми вооруженными силами государства во время войны». Он стал 5-м генералиссимусом после боярина Алексея Семеновича Шеина — 28 июня 1696 года, князя Александра Даниловича Меншикова — 12 мая 1727 года, герцога Антона Ульриха Брауншвейгского — 11 ноября 1740 года и графа Александра Васильевича Суворова — 10 ноября 1799 года.
Сталин после войны стал божеством и многие советские граждане, судя по газетным сообщениям, верили в силу сказанного им слова. Но существовали и другие мнения, особенно в глубинке и среди тех, кто был репрессирован 2-й послевоенной волной из числа возвратившихся из плена наших воинов. Многие были незаконно наказаны, пройдя благополучно даже через фильтрационные лагеря. Эта категория граждан считала, что несправедливость перенести тяжелее, чем любую другую беду. А послевоенных бед было по горло…
* * *
И вот они на седьмом этаже. Для них это было «седьмое небо», как ни как — победители!!!
Но, увы, такого участливого общения на Лубянке, какое было с Козловым летом 1943 года, когда он стал «Следопытом», почему-то не получилось. В. С. Абакумов с ним не встретился. На грозу Абвера навалилась другая гора проблем ожидаемого нового реформирования органов госбезопасности и судьбы его военной организации Смерш, подчиненной НКО.
Начальство на уровне отделов обозначилось какой-то пусть не холодностью, но безразличием — точно. Вместе с тем руководители отдела глубоко расспрашивали, как с ним вели беседу американцы, чем интересовались, что предлагали за доставку его с женой в Париж, почему держали целую неделю.
Он же рассказывал по нескольку раз один и тот же сюжет — все, как было на самом деле. На мелочах попадаются, а тут явно сквозила сама правда. Более того, Козлов передал в ГУКР Смерш собранные Галиной документы, оставленные немцами в разведшколе. Теперь, как ему показалось, и они не особо интересовали оперативников.
Слово Козлову:
«Как немецкий офицер в конце войны я попал в плен к американцам. Когда находился в плену, искал связи со своими. Знал, что они наши союзники. Однако как специалист понимал, что в разведке союзников нет. Табачок в этой сфере всегда врозь. Награды свои немецкие выбросил, потому что увидел, как с одного немца в американском лагере сорвали Золотой крест, который давали за личную храбрость…»
«Наверное, слабые бумаги по содержанию, — подумал Александр Иванович, — а ведь Галя рисковала».
После того как Козлов пообщался с большим начальством, его отвели в отдельный кабинет и предложили написать отчет. На столе лежала стопка чистых листов, чернильница и ручка. С той же самой процедурой встретилась и Галина в другой комнате.
— Не спешите, вспомните и обязательно укажите, где, как и в каких партизанских отрядах воевали до пленения, но особенно раскройте результаты работы в разведшколе «Сатурн», — инструктировал их майор в хорошо подогнанном и отутюженном обмундировании.
Через некоторое время отчеты были написаны и переданы руководству.
После этого они покинули седьмой этаж дома № 2 Лубянки, чтобы больше никогда не встретиться с его обитателями.
В Москве им места для проживания, кроме забронированной гостиницы, не нашлось, как и не было лишних денег. Командировочные — или карманные — быстро кончились. Пришлось попытать счастье на островке детства в родном Александровском на Ставрополье. Поехали туда. Родного очага уже не осталось. Родители рано ушли из жизни. Дом не сохранился — осталось одно пепелище.
Поселились Александр с Галей в лачуге у одинокой родственницы.
Здесь он слушал из радиоприемника — круглой черной тарелки, сделанной из плотной бумаги и висевшей на стене, — передачи с голосом Сталина. Он говорил тихим сиплым голосом с сильным кавказским акцентом, выговаривая вместо «б» — «п». Радио передало и репортаж с парада Победы 24 июня 1945 года. Командующий парадом маршал Жуков закончил свою речь словами:
«Да здравствует наша Победа! Слава победоносным воинам, отстоявшим честь, свободу и независимость нашей Родины! Слава великому советскому народу — народу-победителю! Слава вдохновителю и организатору нашей Победы — великой партии Ленина-Сталина! Слава нашему мудрому вождю и полководцу, маршалу Советского Союза великому Сталину! Ура!»
Для Сталина в тот период не существовало слишком лестных эпитетов. У советских людей начало складываться мнение, что история Советской России развивается исключительно по указанию больших начальников и, в частности, Великого Сталина. Люди верили в силу любого сказанного вождем слова…
* * *
Хибара стояла на краю некогда цветущей станицы. Плита в доме дымила, русская печь стояла полуразрушенная, крыша протекала, земляные полы источили мыши и крысы. Приближалась стылая осень с вечным атрибутом — дождями и прохладными ночами. Александр понимал, что если летом пролежишь — зимой с сумой побежишь. Все что можно было залатать, замазать, прикрыть, утеплить муж сделал быстро и толково. Галина была на сносях. Не функционировавшую печь пришлось разобрать. От места ее пребывания остался на полу только квадрат, напоминающий о старом монстре, сожравшем треть пространства кухоньки.
В октябре 1945 года мужу с женой пришлось временно расстаться. Галя уехала рожать на свою родину в поселок Базарный Карабулак Саратовской области, а Александр продолжил обустраивать хижину своими руками и решать безработные, а потому безденежные, проблемы.
После появления на свет ребенка к нему приехала жена с младенцем — сыном Сашей. Спустя некоторое время она устроилась работать санитаркой в местную больницу. Бывало, придет домой, а малолетний сынок сидит на земляном холодном полу и плачет. Сердце разрывалось у матери. Родственнице — тете Козлова, было наплевать на мальчонку. У бездетной родственницы Александра было иное понимание жизни — она днями пропадала где-то с подругами.
— Саша, ты мужик или тряпка? Надо что-то делать — также жить нельзя… Я так не могу. Это почти что средневековье, — сокрушалась Галина, глядевшая на мужа сухим птичьим лицом, таившим в себе зародыш терпеливой доброты.
— Милая, ну нет никакой работы, а если есть, то на меня кадровики косятся — был в плену, а носишь награды. Почему? Надо присмотреться к тебе… А дальше — облом, — пояснял жене свое состояние Александр.
— Хочешь есть калачи, не сиди на печи, — снова фыркнула Галина, сидевшая, подобрав ноги, на дремучем расшатанном диване, понимавшая, что обратный ход ее машина не даст. В комнате было зябко, в приоткрытую форточку шла холодная струя. Она встала и прикрыла ее. Потом Галя резко встала и направилась к плите.
— О какой печи ты говоришь? — обронил Саша. — Одну я уже выбросил.
— Это я так, сгоряча. Мне жалко сыночка нашего — простуживается постоянно, — ворчала Галина, разогревая и помешивая ложечкой в крохотной кастрюльке на самодельной электрической плитке заклекшую кашу для сына.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 73
