Я отпрянула от него.
--Напрасно надеешься! Ничего подобного!
--Не пытайся обмануть меня. Я все знаю.
--Ничего ты не знаешь! Ничего!!!
Я закрыла руками лицо, низко наклонив голову.Больше я не могла сдерживать слезы.
--Или тебе еще дорог твой желторотыйюнец?--услышала я снова раздраженный звук его голоса.
Я помотала головой, не отрывая рук от лица. Онмолчал, ждал пока я успокоюсь и смогу хоть что-нибудь ответить. Наконец, ярешилась отнять руки от мокрых глаз, быстро размазав слезы по щекам, но, какоказалось, не могла говорить, не всхлипывая. Прошло еще несколько минут, пока ячуть успокоилась. Гавр на удивление терпеливо дожидался.
--А что будет, если я не соглашусь?--спросилая, хотя совершенно точно знала ответ.
--Что будет?--со злобой выкрикнул наместник.--Авот что будет!
Резко наклонившись, он с остервенением выдернулс корнем маленькую сосну и швырнул себе под ноги. Комментариев не требовалось.
--Решай!--рявкнул он.
--Это слишком унизительно.
--Не думай о гордости, подумай о том, чтобспасти жизнь! Лютый Князь не церемониться с такими выскочками как ты!
--С чего вдруг ты решил проявить милосердие?
Это был вопрос который давно вертелся у меня наязыке, ведь в то, что воинская или какая-та там еще честь не позволяет титануубивать женщин и детей, я не поверила. Гавр служил Хозяину, Лютому Князю, князютьмы... Что для него жизнь какой-то маленькой девчонки?
--Мне просто тебя жаль,--ответил он совершенноискренне.
Ну что ж. Жалость не любовь, конечно, нобольшего ожидать от Гавра не приходилось.
--Твой ответ,--услышала я его требовательныйголос.
--Я не знаю... Нет...
--Это твое последнее решение?
Я молчала. Сказать сейчас "да",значит умереть. И сказать "да" - выжить. И я сказала:
--Да.
--Да, это нет или да?
--Да,--повторила я и, достав из кармана кольцос красными камушками, надела его на безымянный палец правой руки.
Мы молчали. И я, вдруг опомнившись, поспешилауточнить:
--Но мне нужно время, чтоб решиться.
--У тебя есть еще недели три,--равнодушносогласился Гавр.
--Я дам тебе знать,--сказала я и зашагалапрочь.
Но сделав несколько шагов, я вдруг вспомнила,что забыла кое-что, очень важное для меня. Обернувшись, я пошла обратно. Гаврудивленно приподнял бровь. Я подошла к нему и, лишь мельком взглянув в егодьявольские глаза, наклонилась к земле и подняла вырванное деревце.
--Может и мне удастся спасти чью-тожизнь,--сказала я ему и быстрым шагом, почти бегом, отправилась домой...
Я посадила ее в своем мире возле крыльца. Здесьбыло достаточно места и света, чтоб расти.
--Будем жить!--как можно бодрее сказала ясосне, и мне показалось, что она даже слегка расправила свои поникшие ветки.
На небо высыпали звезды. Было уже давно заполночь. Я смотрела в темное небо не в силах оторвать глаз от жемчужнойроссыпи. Одна из искрящихся точек вдруг стала подвижной и яркой, сорвалась снеба и горящим шаром устремилась к земле.
"Пусть все сбудется",--загадала я безособой надежды на исполнение желанья.
Видишь, отчалил последний корабль
От моих берегов,
От изуродованных огнем
Взорванных облаков.
Там, где след сгоревшей звезды,
Блеск твоего дворца.
Спят сторожа и цепные псы,
Кони стоят у крыльца.
Ласковый мой, не томи коней,
Ты к высоте привык.
Между твоей судьбой и моей
Только один миг.
Но не дозваться мне до тебя
С черной моей земли.
Ведь затерялись на Млечном Пути
Все мои корабли...
Глава 21
Свидание с Гавром я отложила на последний деньи заставила себя не думать и не представлять, как это произойдет. Ни романтики,ни любви, ни просто симпатии или влечения со стороны наместника ждать неприходилось. Меня грела лишь одна мысль: по крайней мере, моим первым мужчинойбудет тот, кого я люблю. Не важно, что у него сердце из камня...
Ладо сказала, что любовь всегда побеждает. Вотона меня и победила. Жизнь-то он мне сохранит, если захочет. Только зачем мнежизнь без него. Разве я смогу вернуться в свой мир, не надеясь даже изредкавидеться с ним. И все же глубоко-глубоко в сердце жила тайная надежда на то,что Гавр не сможет расстаться со мной.
Теперь я большую часть дня проводила в Тварноммире и принимала всех желающих, начиная от бабушки и заканчивая МатушкойЗаварзузой, в постели. Я притворялась больной, хотя возможно так оно и было,если проклятое, неотступное наваждение можно было приравнять к болезни. Да. Этостало для меня именно наваждением. Я больше не думала о любви. Нельзя былолюбить каменное изваяние.
Конечно, я не могла позволить себе принять,скажем, Бобровника или Изустемьяна в своей прежней терраске. С тех пор как ястала наместницей, моя комната изменилась до неузнаваемости. Однажды войдя внее, бабушка остолбенела. То, что раньше было чуть ли не чуланом, вдруг стало настоящимбудуаром, где главную скрипку играла широкая кровать с прозрачным розовымбалдахином. Стены тоже стали розовыми, оконное стекло было заменено цветнымвитражом, на полу выросла почти настоящая трава. Из прежней обстановки осталсялишь старый сундук и мое любимое кресло-качалка. Мне необходимо было напрячьвсю свою фантазию, чтоб объяснить бабушке, откуда все это взялось и кто такмастерски здесь поработал. Я сказала ей, что давно уже готовила сюрприз исделала все сама за те два дня, что она не появлялась у меня. Едва ли онаповерила мне, но больше не стала допытываться, чувствуя, видимо, что все знатьей и не нужно. И правда, не могла же я поведать ей о том, что комната былаготова за одну лишь ночь и трудилась здесь целая орава дремучих под руководствомнашего домового Макара.
Бабушка все продолжала настаивать на том, чтобя еще раз наведалась к Фионе Игнатьевне. Теперь она считала, что меняприсушили. Баба Саша знала обо всем сверхъестественном возможно даже больше чемя, хотя и не в таких подробностях. Она не сомневалась в существовании домовогои банника, но не знала как их зовут, верила в то, что ведьма, что живет всоседнем селении, может отсушить постылого, но не подозревала о том, что яобщаюсь с ней в другом мире. Для нее мой сказочный мир не был новым, а для меняон не был сказкой.
