– Приезжай ко мне на виллу… если толькоосмелишься, – ответил он.
С этими словами он прыжком поднялся на ноги и на цыпочках,будто ожидая нападения врага в любую минуту, отправился домой. Я полагаю, что унего на уме уже был враг. И им была я.
Я подумала, не пойти ли за ним. Дразнить мужчин – занятие, вкоторое я никогда не верила. Но для большинства женщин в моей родной стране этоестественное времяпрепровождение. Сейчас я была поставлена перед дилеммой –если я не пойду, то буду виновата в чем-то, во что не верю. Если же пойду…Хорошо, возможно, он не пытался обмануть меня, и я получу то, что мнепричитается.
Я приняла решение извиниться и объяснить, что я простопошутила. Его вилла находилась неподалеку, мы недавно побывали там. Поэтому я прошлак ней, постучала в дверь и окликнула его по имени. Дверь быстро открылась, и напороге стоял он – абсолютно голый.
Я сказала:
– Послушай, Владимир…
Это были мои последние слова в течение следующего часа. Онпросто выкинул вперед длинную волосатую руку и втащил меня в дом и на кровать.Случившееся несколько смазано в моей памяти. Я обрывочно вспоминаю, как с меняс треском срывают платье и перед моими глазами маячит огромный стоячий пенис.Раздевал он меня со сноровкой Атиллы, вождя гуннов. Я всегда доверяла стариннойпословице:
«Если насилие неизбежно, лежи спокойно и получай от негоудовольствие». Именно так я и сделала.
Я никогда не была искусна в акробатических трюках во времятраханья, но на этот раз не было выбора. Меня швыряли, как тряпичную куклу. Ондержал меня головой вниз, обсасывая мою промежность. В следующий момент я ужестояла на четвереньках, и меня толкали по всей комнате, как будто сзадинаходился бульдозер. Затем, помню, я сидела на постели в позе орла, а в меня,потрясая мои легкие, вколачивали длинные, громадные сваи; затем я уже была набоку, а он держал меня горизонтально своими длинными сильными руками. У негобыл член, как у быка, и даже при моих вагинальных способностях он входил вменя, как громадный кол.
Неожиданно я оказалась повернутой лицом к стене и буквально(и иносказательно, тоже) поползла по ней вверх. Он в это время выкрикивалчто-то в высшей степени романтическое на своем родном языке. Я думаю, что фразыбыли именно романтические – ведь не спрашивал же он у меня, который час.
Потом я глядела в окно, хотя на улице меня ничего незанимало. Моя голова дергалась в окне, как взбесившаяся механическая кукушка вчасах. Затем он скатился на спину на пол, увлекая с собой меня, и мы совершилиобратное путешествие на кровать, а Владимир все продолжал трахать меня состервенением маньяка. Неожиданное, резкое движение тела, и мы снова в постели,и все это ни на секунду не вытаскивая свой член из меня.
В первый раз за все время он взглянул мне в глаза.
– Ну как, это все вранье? – спросил он.
– Ну… – сказала я. Мне не следовало выказыватьсомнение. Он подсунул руки под мои ягодицы, оторвал мои бедра от пола и с силойнасадил меня на свой член, как игрушку… которой, полагаю, я и была.
Это продолжалось бесконечно. До тех пор, пока мы не кончилис таким неистовством, что одна из ножек кровати отлетела, и мы оба очутились наполу, все еще не разжимая объятий. Я была избита, измята, исцарапана ибуквально разодрана на куски, когда громадной силы поток его спермы, как изпожарного ствола, излился в мои внутренности.
Я была полностью опустошена. Владимир вытащил свой член, онбыл таким же большим, как и вначале.
– Сейчас ты веришь? – спросил он.
У меня уже не было сил спорить с ним.
– Верю, – сказала я.
– Хорошо.
Он бережно поднял меня, отнес на кровать и медленно, мягко инежно стал любить, как будто массажируя всё раны и ссадины, нанесенные ранее.
После всего он умело одел меня, похлопал по ягодицам исказал:
– Если кто-нибудь будет у тебя спрашивать, какие желюбовники уроженцы Монтенегро, что ты им ответишь?
У меня не было ни желания, ни сил пройти все это сначала. Нисейчас, ни позже.
– Фантастические, – выдохнула я.
– Хорошо. А сейчас тебе надо уходить. Он выпроваживалменя, и причина была очевидна. Раздался стук к дверь. Когда я выходила, онвпустил в дом местную крестьянскую девушку, широкобедрую славянку с неимовернобольшими грудями.
Я не могла поверить этому, но не собиралась болтатьсягде-нибудь поблизости, чтобы узнать правду. Я была просто закуской, так, чтобызаморить червячка: главным блюдом была она.
С дрожью в коленях, с сильной слабостью я добралась доотеля; все мое тело болело, а одежда имела жалкий вид. Трусы превратились вклочья, словно были зажаты вращающейся дверью.
Я плюхнулась на постель почти без сознания. Во мненаходилось около шести галлонов спермы и при каждом движении тот или иноймускул буквально молил о пощаде.
К приходу Ларри я уже немного пришла в себя. Но вряд ли былопохоже, что я вернулась с чаепития у викария. Ларри обозлился, как черт, требуяответа, кто это был и почему я это сделала.
Поверил бы он, если бы заявила, что меня изнасиловали?Никоим образом! Поэтому у нас произошла одна из тех глупых ссор, которыеявляются частью любых отношений, но к обеду мы помирились, и я с такойжадностью его поглотила, будто не ела три дня.
Позднее, за прохладительными напитками на террасе, к намприсоединился Лу, и разговор постепенно перешел на мужские журналы в Югославии.Он представил нас издателю одного из них, под названием «Адам и Ева», издательв это время гостил в отеле. Его журнал, который он показал, имел фотографиивысокого качества, и по формату они были схожими с фотографиями «Пентхауза».
Издатель рассказал, что пять лет тому назад и речи не моглобыть о выпуске журналов подобного рода. Однако, в последнее время обстановкасмягчилась, а власти стали более либеральны. Сейчас информативные колонки ифотографии на сексуальные темы стали весьма модными.
Во время разговора мы услышали первую югославскуюсексуальную шутку. Очень часто анекдоты не переводимы, но, посмотрим, что выскажете об этом:
Три югославские девушки хотели стать деревенскимипроститутками, и хотя поле деятельности было обширным, они чувствовали, что имнедостает опытности парижских шлюх. Поэтому они отправились за наукой в Париж,обещая вернуться с приобретенными знаниями.
Все жители деревни проводили их и пожелали удачи. Черезнесколько месяцев только две из них вернулись домой.
– А где же третья? – потребовали ответа сельчане.
– Она осталась в Париже для дальнейшего обучения.
