– Спаси нас.
Голоса кукол донеслись из дома, заглушая рев пламени.
– Забудь о них…
– Помоги нам!
Все еще цепляясь за ожерелье, Пайпер посмотрела на дом, и, впервые с момента нашего знакомства, я увидела страх в ее глазах – настоящий, неприкрытый ужас.
– Я не могу! – закричала она. – Я не вытащу вас вовремя! Слишком поздно!
– Нет!
– Мы у двери…
– Ты достанешь нас…
– Ты сможешь…
– Ты уж постарайся…
Кукольная головка еще глубже вгрызлась ей в шею, кровь брызнула во все стороны. Издав булькающий звук, Пайпер вновь попыталась сорвать ожерелье, но оно слишком глубоко врезалось в кожу, и ее пальцы напрасно царапали горло.
– Ладно, – выдохнула она. – Ладно, я иду, иду!
Пошатываясь, Пайпер проковыляла мимо меня. Я не знала, как ей помочь и стоило ли вообще это делать, а в следующую секунду она уже поднялась по ступеням и скрылась в доме.
– Пайпер, – шептали куклы, – ты больше не хочешь с нами играть? Быть мертвой так весело.
Входная дверь захлопнулась у нее за спиной, и волна пламени вырвалась из окон, осыпав нас дождем горячих, сверкающих осколков.
– Горим! – заорал Темный Том, бешено хлопая крыльями в клетке. – Горим!
Мы с Лилиаз бросились к Камерону. Нож его не коснулся, но он неподвижно лежал в траве, закрыв глаза, и был белее снега.
Когда нас осветили огни, я не сразу поняла, откуда они взялись. От ужаса последних часов я словно бы разучилась думать и не осознавала, что вижу фары, пока дядя Джеймс не побежал к нам, распахнув ворота.
– Нет, нет, нет! – повторял он. – Только не снова, не снова!
– Камерон… Камерон ранен, – слова выходили нечетко, язык меня не слушался, голос звучал странно. – Нужна скорая.
– Уже едет, – сказал дядя Джеймс, опустившись в траву рядом с Камероном. – Я увидел дым с дороги… я знал… знал, что Пайпер снова что-то натворила. Понял это, как только услышал ее голос в телефонной трубке. И сел на последний паром прежде, чем переправу закрыли.
Дядя Джеймс посмотрел на меня и внезапно схватил за плечо:
– Софи, ты тоже ранена!
Я опустила глаза и увидела кровь на футболке и джинсах. Мои руки были в крови – я испачкала их, помогая Камерону выбраться из дома.
– Это не моя кровь, – покачала я головой, чувствуя себя странно – больной и отстраненной. Никогда раньше я не испытывала такого потрясения, даже когда погиб Джей.
– Лилиаз, ты в порядке? – спросил дядя Джеймс.
Она съежилась на траве и плакала, уткнувшись лицом в шерсть Ракушечки. Кивнула, но ответила с трудом:
– С Камероном беда. Пайпер… у нее был нож.
Дядя Джеймс застонал и снова посмотрел на сына, склонившись над ним. Вокруг было так много крови – она влажно чернела на одежде Камерона, на его коже, на траве.
– Надо было к нему прислушаться, – бормотал дядя Джеймс. – Господи, почему я его не слушал?
Мерцая синими маячками, прибыли машина пожарных и скорая, но лицо дяди Джеймса в отсветах пламени казалось серым. Он посмотрел на меня и хрипло произнес:
– Он не дышит.
Полгода спустя
Я шла по улице к кафе, где началась вся эта история с доской уиджа и Ребеккой. Пальто было застегнуто до подбородка, я натянула шерстяную шапочку на уши. Сегодня утром была метель, и снег грозил пойти снова. Ноги в зимних сапогах превратились в лед, несмотря на две пары носков.
Завернув за угол, я сразу его увидела. Он стоял у витрины кафе, в черном длинном пальто, с синим шарфом на шее. Когда я пошла ему навстречу, с неба полетели первые снежинки – они падали прямо на его черные волосы. Он оглядывался по сторонам, но не замечал меня, пока я не оказалась совсем рядом. Он широко улыбнулся, и от этой улыбки сердце подпрыгнуло у меня в груди.
Я опасалась возможной холодности между нами, ведь мы не виделись уже несколько месяцев, но он поспешил мне навстречу и крепко обнял. Ему пришлось наклониться ко мне, и я почувствовала мятный запах его шампуня.
Несколько секунд мы молчали. Мне не хотелось, чтобы наше объятие заканчивалось. Было так приятно чувствовать тепло его тела, здорового и сильного. Это отгоняло ужасные воспоминания о первых днях в больнице, когда врачи не знали, выживет ли он. Медики сумели реанимировать его на лужайке, но это было лишь начало долгого трудного пути. Теперь его рана наконец затянулась – на память остался только длинный уродливый шрам.
Он отступил на шаг и улыбнулся. Эта улыбка изменила его – глаза стали такими теплыми, словно передо мной стоял другой человек.
– Ну, – начал Камерон, – как ты?
– Не будем говорить обо мне, – ответила я, ткнув его локтем. – Не мучай меня, скажи, как прошло твое прослушивание?
– Меня приняли! С сентября буду учиться в музыкальном колледже в Лондоне.
– Здорово. О, Камерон, я так за тебя рада!
Снег валил все сильнее. Казалось, мы были в миллионе миль от острова Скай, прошлого лета и всего, что случилось.
– Пойдем, – сказал он, беря меня за руку. – Согреемся внутри.
Заказав горячий шоколад, мы сели за столик у окна.
– Как дела у Лилиаз? – спросила я.
– Отлично. Новый дом ей нравится, она даже подружилась с девочкой по соседству.
– Просто фантастика!
– Маме тоже лучше. Нам позволили ее пару раз навестить. С тех пор… с тех пор как Пайпер умерла, она быстро пошла на поправку. Доктора ею довольны.
– Я так рада, – потянулась я к Камерону и коснулась кончиками пальцев его руки.
Той ночью пожарные бросились в дом, пытаясь спасти Пайпер, но, когда нашли ее, было слишком поздно – она погибла.
– Ты рассказала все своим родителям? – поинтересовался Камерон.
– Потребовалось время, но они больше не считают меня склонной к самоубийству, если ты об этом. А как расследование? Дело Бретта?
– Закрыто. Оказалось, друзья Пайпер рассказали в полиции, что Бретт… ну… – Он виновато посмотрел на меня. – Что он поцеловал тебя той ночью на пляже.
Я покраснела:
– Это… не то, что ты думаешь, – начала я, но Камерон накрыл мою руку своей.
– Знаю, – сказал он. – Все в порядке. Не надо объяснять… я могу представить, что там случилось… Жалею только, меня там не было, чтобы… Ладно. Друзья Пайпер подумали, она могла ослепить Бретта из ревности. На иголках нашли ее ДНК. И поскольку она мертва… в общем, меня больше не подозревают. Отец рассказал им, как она подожгла дом, и теперь все говорят, что у нее было недиагностированное психическое расстройство.
