Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 47
Были и такие, кто хотели дать бой французам, тем более что в Арсенале остались пушки, ружья и боевые припасы, всё это в большом количестве.
– Дадим бой Наполеону! – кричали эти отчаянные головы. – Закроемся в Кремле и не пустим туда врага!
И действительно, с десяток или чуть более человек, как я слышал потом, встретили неприятеля выстрелами то ли из-за Троицких, то ли из-за Боровицких ворот, но были тут же снесены ответным огнём и погибли.
Однако были и такие, кто, напротив, радовались приходу французов.
– У них крепостных вовсе нету, – говорили они. – Все живут свободно, и каждому уважение, независимо от того, из каких людей он будет. Ихний Наполеон и нам волю даст – попомнят тогда наши баре, как они над нами измывались!
И. Репин. В осаждённой Москве в 1812 году
Таковых смутьянов никто не хватал, потому что полиция уже разбежалась, и слушали их со вниманием, то ли одобряя, то ли нет…
Я со всеми домочадцами своими выехал из Москвы в воскресенье вечером, накануне вступления французов. Отслужив молебен, со слезами расцеловался я на прощание с нашими измайловскими жителями. Они тоже плакали, говоря: «Прощай, наш отец и милостивец! Возвращайся к нам скорее жив и здоров!» До сих пор ком в горле встаёт, как вспомню – вот уж поистине роковой час настал!..
Выпив и закусив на дорогу, отправились мы в путь: я с детьми малыми впереди на коляске, далее кибитка с родственниками, затем телега с бочонком пива, бутылками наливок и съестными припасами: окороками копчёной ветчины, лотками с солёной рыбой, хлебами и кадкой мёда. Недаром говорят: «Едешь на день – бери еды на три дня», – но кто же знал, что надобно было брать запасу на сорок дней?..
Дорога полна была пешими и конными; все спешили, но вели себя по-разному – одни шли с семействами грустные и плачущие, другие, пьяные, куролесили и пели песни. Последние останавливались у придорожных кабаков, которые брали приступом толпы народа, вырывая друг у друга штофы и полштофы водки; вино из разбитых бочек ручьями текло вокруг кабаков – мужики, припав к земле, глотали его из лужи вместе с грязью; иные, напившись, лежали без чувств в безобразном виде.
Выехав за пределы Москвы, мы слышали упреки крестьян. «Что, продали Москву?!» – кричали нам навстречу и вслед, а иные даже замахивались на нас дубинами и грозили кулаками. Но были и те, которые наживались на общей беде. Если случалось купить в деревне молока и яиц для себя, или взять овса и сена для лошадей, за всё брали втрое и вчетверо. На возражение наше отвечали: «Когда ещё дождёмся такого времени?»
К. Лебедев. Бегство жителей из Москвы
На первом же ночном постое кучер мой Ванька сбежал: в то время молва о том, что Наполеон даст крепостным волю, уже широко разнеслась в народе, и некоторые мужики, сбившись в ватаги, уходили к французам…
На второй день мы достигли Александрова. Здесь, где была когда-то страшная опричная слобода государя Иоанна Васильевича Грозного, в которой он мучил и убивал всех, кто имел несчастье быть заподозренным в измене, мы ночью увидели ужасное зарево со стороны Москвы. Небо всё пламенело, и казалось, пламень волновался – такое поразительное зрелище наполнило нашу душу страхом и унынием: ведь там были наши родительские дома, и в них наше достояние, там были все заветные святыни русского народа. За что, за какие грехи Господь наслал на нас эту кару? – думали мы.
* * *
…Что сказать напоследок? Одиннадцатого октября, спросонья, нам показалось, будто что-то грянуло не один раз и будто весь покой, где мы спали, поколебался. Сперва мы приняли это за тревожный сон, но сон был в руку. Через несколько времени в Александрове получено было известие, что наш священный Кремль взорван, зажжённая Москва догорает, а французы из неё вышли, и бог знает, куда идут…
Вернувшись в Москву, мы нашли её наполненную смрадом, на улицах ещё валялась конская падаль; везде был проезд между обгоревших печей, которые торчали на пожарищах; в подвалах домов гнездились московские жители, лишенные своего крова.
А. Бакарев. Московский Кремль после ухода французов
В то же время целыми обозами мужики приезжали в Москву обирать то, чего не успели или не могли ограбить французы: они вывозили зеркала, люстры, картины, книги, богатую мебель, фортепьяны – словом, всё тащили, что только попадалось им на глаза и в руки, и всё почти везли расколотое, разбитое, испорченное от неумения сберегать. От многих мне привелось слышать, что награбившие большею частью оканчивали жизнь свою в нищете и пьянстве…
Измайлово тоже было разорено, последние остатки его былого великолепия исчезли. Вот так, прожив сто с лишним лет и повидав десять царей на своём веку, довелось мне видеть, как всё, чему я служил и по мере сил сберегал, пошло прахом…
На том закончу свою повесть о минувших годах, а ты, если захочешь её гласности предать для назидания потомству, прибавь, что все дела наши взвешены и сочтены Господом, ибо написано: «Мне отмщение, и я воздам, говорит Господь».
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 47
