Так он (Хубилай) возжег солнце религии во тьме Монголии и привез почитаемый образ Будды из Индии, мощи Будды и патры и сандаловое дерево ю, подарок Четырех Махарадж. Он правил в соответствии с десятью славными учениями и принес в мир порядок и своей силой осчастливил всех в этом огромном мире, и таким образом стал знаменит во всех концах света как мудрый царь Чакраварти, вращающий тысячу золотых колес.
Демонстрируя свое покровительство буддистам, Хубилай, конечно, повышал в их глазах свой престиж. Усилия Пагба-ламы начали приносить плоды. Многие буддисты стали воспринимать Хубилая одновременно как правителя вселенной и императора Китая.
Хубилай стремился укрепить свое положение, даровав буддистам особые привилегии. Сначала он предоставил Пагба-ламе управление тринадцатью военными мириархиями в Тибете, сделал его наставником своего сына Чжэнь-цзиня и наконец в 1270 г. дал ему высочайшее звание Ди-ши (Императорского Наставника). Затем он освободил буддийских монахов от уплаты налогов, хотя семейные буддисты и буддисты, занимавшиеся земледелием и торговлей, продолжали их выплачивать. Однако истинные монахи, не стремившиеся увеличить свое благосостояние торговлей или земледелием, пользовались чрезвычайно широкими правами. В 1261 г. Хубилай подарил 500 циней (цинь = примерно 15 акров) земли двум буддийским храмам (один из которых носил имя монаха Хайюня), которые располагались близ будущей столицы Даду. Пять лет спустя он выделил 15000 ляней серебра одному буддийскому храму на проведение семидневной религиозной церемонии. Император жертвовал средства на возведение новых храмов и монастырей, а также на починку старых, пострадавших во время неурядиц между буддистами и даосами. Правительство переводило ремесленников и рабов в некоторые монастыри для работы на земле и в мастерских. Правительственная поддержка, субсидии и льготы позволили монастырям превратиться в процветающие центры экономики, часто владеющие собственными гостиницами, лавками, лодочными станциями и ростовщическими конторами. Таким образом, благодеяния, которыми Хубилай осыпал буддийские храмы и монастыри, принесли свои плоды, взамен обеспечив императору ощутимую поддержку со стороны советников и чиновников-буддистов.
Кроме того, Хубилай стремился заручиться одобрением даосов. Участие, которое Хубилай принял в диспуте между буддистами и даосами в 1258 г., конечно, не могло расположить даосов в его пользу. И все же они не могли обойтись друг без друга. Монгольского хана привлекали знаменитые чудодейственные силы даосизма, прославленная способность даосов вызывать духов и призраков, а также их навыки в алхимии и астрологии. К тому же, ему была известна популярность, которой они пользовались среди низших слоев населения, которые он также хотел привлечь на свою сторону. В рамках самой даосской иерархии некоторые важные лица уже пришли к осознанию необходимости примириться с конфуцианцами и буддистами, чтобы избежать ненужных и приводящих лишь к взаимному ослаблению споров, которые разделяли Три Учения (конфуцианство, буддизм и даосизм) со времен захвата Китая монголами. Один выдающийся даосский мудрец даже создал «Диаграмму Единого Истока Трех Учений», которая предлагала путь к примирению этих трех религий. Подобная эклектичность не предотвращала конфликтов между даосами и представителями других религий, особенно буддистами. И все-таки на протяжении первых десятилетий царствования Хубилая эти конфликты утихли.
Хубилай предоставлял различным даосским сектам преимущества, чтобы получить их поддержку. Он жертвовал средства на строительства храмов, особенно принадлежавших секте Цюаньчжэнь, которая пользовалась расположением монголов со времен Чингис-хана. Одним из главных сооружений, возведенных при помощи Хубилая, был храм Чанчунь, названный по имени даосского мудреца, почитавшегося самим Чингис-ханом. Глава этой секты, Чжан Чжицзин, получал от двора деньги на содержание храмов и на ограждение интересов своего течения. За эти благодеяния даосы отплатили Хубилаю, предоставив ему идеологическую поддержку и помогая ему исполнять некоторые обязанности, положенные китайскому императору. Одной из этих обязанностей было участие в культе Тайшаня, священной горы, который должен был отправлять китайский император. Даосам было передано руководство этим культом, и Хубилай каждый год отправлял даосских вождей проводить необходимые обряды и жертвоприношения. Их согласие исполнять эти обязанности означало своего рода поддержку, которая так и воспринималась рядовыми последователями даосизма.
Хубилай и семейство Поло
И, наконец, Хубилай стремился наладить связи с христианами. Так как христианство было западной религией, у Хубилая имелась дополнительная причина для этого. Чтобы укрепить свои притязания на легитимность и продемонстрировать свои «заслуги» подданным-конфуцианцам, ему требовались приезжие из дальних краев, которых можно было бы выдать за иностранных послов, приехавших выразить ему свое почтение. Поэтому он с радостью приветствовал при своем дворе европейских христиан.
В истории отношений между Западом и Востоком во времена Хубилая наибольшей известностью пользуется Марко Поло. Некоторые ученые полагали, что он никогда не бывал в Китае, а события, о которых он повествует в своей книге, он мог узнать из разговоров с персидскими и арабскими путешественниками и купцами. Эти сомнения вызваны собственными его словами. По его утверждению, он помогал монголам при осаде сунской базы в Сянъяне, но эта осада закончилась в 1273 г., за два года до его предполагаемого прибытия в Китай. Он также пишет, что три года занимал должность губернатора Янчжоу, а это не находит подтверждения в источниках, китайских или иноземных, хотя один современный комментатор высказал предположение, что таким образом Марко Поло обозначал пост надзирающего за торговлей солью в городе. По этому толкованию, так как соляная торговля приносила огромные доходы, Марко Поло, возможно, считал себя истинным губернатором Янчжоу. Несмотря на всю привлекательность подобной интерпретации, на определенные мысли наводят и интересные пропуски, допущенные в книге Марко Поло. Так, например, он не упоминает о чае и чайных, акупунктуре, бинтовании ног и других характерных чертах китайской культуры. Впрочем, его сторонники полагают, что он вжился прежде всего в монгольскую среду и поэтому мог не придавать значения этой китайщине. В том же духе они отвечают и тем критикам, которые приводят в свидетельство того, что Марко Поло не доехал до Китая, отсутствие в его книге упоминаний о китайском письме. Наиболее взвешенный подход, на наш взгляд, избрал Герберт Франке: «Пока не приведены неопровержимые доказательства того, что книга Марко Поло представляет собой описание мира, в котором главы, посвященные Китаю, заимствованы из какого-то другого, вероятно, персидского источника (некоторые выражения, используемые Поло, персидские), мы должны толковать эти сомнения в его пользу и предполагать, что все же в Китае он был».
Как пишет Марко Поло, его путешествию на восток предшествовала поездка к монгольскому двору его отца Николо и дяди Маффео. До их прибытия отношения между монголами и Западом оставляли желать лучшего. Дипломатические миссии Иоанна Плано Карпини и Вильгельма Рубрука не увенчались успехом, хотя отчеты, написанные ими по итогам поездок, доставили европейцам первые достоверные сведения о монголах. Описания восточных товаров привлекли внимание таких европейских купцов, как братья Поло, и навели их на мысль о путешествии на Ближний Восток, а затем еще дальше.
