Он неспровоцированно атакует всех, кого встретит, будь то человек или хищное животное. Гризли приводит в ужас индейцев, которые никогда не охотятся на него, а сражаются с ним только в крайнем случае: при необходимости защититься. Самым почетным индейским украшением считается ожерелье из когтей серого медведя. Оно считается самым славным и самым неоспоримым свидетельством личной храбрости.
* * *
В соответствии со сказанным выше можно судить об эмоциях суровых авантюристов, когда Боб и Жак, открыв дверь Одинокого дома, проникли во двор и закричали от испуга, несмотря на всю свою неустрашимость:
– Господи помилуй!.. Серый медведь!
Одного взгляда было достаточно, чтобы они поняли драму, разыгравшуюся в течение нескольких секунд.
Две раздробленных собаки, превращенные в окровавленные тряпки, образовали два кровавых пятна на снегу возле палисада, проломленного изголодавшимся зверем.
У стенки траншеи распростерлась без движения растоптанная, израненная Кейт, с растрепанными волосами, бледная, как сама смерть. В двух шагах от нее громадный медведь поднялся на задние лапы, широко разинул пасть и тяжело выдыхал плотный, быстро оседающий пар, теряя свои внутренности через рану, достигавшую метра в длину!.. То, что Жан еще стоял, можно отнести к чудесам, явленным сверхчеловеческим напряжением юноши. Он прижался к боку монстра, пытавшегося сломать юноше позвоночник, и то и дело вонзал в медведя охотничий нож.
Смертельно задетый гризли издал новый рев, еще более ужасный, чем прежде, и надавил изо всех сил своими передними лапами на плечи молодого человека, упиравшегося рукой в шкуру зверя, так что в медвежьем меху исчезало лицо юноши.
Хотя и раненный в ногу, неустрашимый канадец не звал на помощь. Кровь струилась по подколеннику – фамильный, так сказать, манёвр свирепого медведя, который прежде всего калечит жертву, чтобы помешать ей убежать.
Появившиеся за Жаком и Бобом desperados, французский коммивояжер, полковник – все они оставались зрителями этой безжалостной борьбы, дрожа от переживаний, но не осмеливаясь вмешиваться: так тесно сплелись в смертельном объятии человек и зверь.
Гризли издал новый рев, еще более ужасный, чем прежде
Гризли был уже близок к концу, кровавая пена выступила на его губах. Но и Жан, исчерпавший все силы в этом сверхъестественном единоборстве, не мог больше держаться. Он уступал, проскальзывал, чуть не оступился, но именно в этот момент до ушей его донесся любимый голос:
– Держись, брат!..
В тот миг, когда привлеченные ревом зверя и военным призывом метиса Жак и ковбой открывали дверь, Боб машинально взял в руки свой револьвер.
– Нет!.. Только не это! – резко прервал Жак. – Это его ранит… приведет в бешенство!.. Это не убьет.
Одним прыжком он вернулся в большую комнату, всех растолкал, схватил первый попавшийся карабин, убедился, что он заряжен, в одну секунду выскочил наружу и ободряюще крикнул брату. Потом хладнокровно, с невозмутимостью, опровергавшей ужасную бледность, Жак прицелился в голову медведя. Через какую-то четверть секунды прогремел выстрел, оглушительный в узкой снежной траншее.
Медведь разжал свои объятия, раскинул лапы (а можно бы и сказать: руки), открыл огромную пасть, издал рык, от которого, казалось, задрожали деревянные стены, потом, покачиваясь, попятился, конвульсивно проводя перед глазами лапой, вооруженной чудовищными когтями.
– Well! – раздался пьяный голос Неда Мура. – Старый Эфраим[96] получил по заслугам. Браво, молодой человек!
Жак поспешно положил дымящийся карабин вдоль стенки траншеи и бросился к слабеющему брату.
Красный с головы до ног от крови, лившейся из груди монстра, словно вино из бочки, Жан глубоко вздохнул, прислонился к плечу брата и в глубоком отчаянии прошептал ему на ухо:
– Это судьба! Я ранен и долго не смогу ходить. Что же ждет там, в Реджайне, его?
– Я пойду!
– Я на тебя рассчитываю, брат.
Боб поспешил к Кейт, взял ее на руки и понес, всё еще неподвижную, в большую комнату.
– Она жива, по крайней мере? – спросил Жан, и сердце его болезненно сжалось; он призвал всё свое самообладание, чтобы не упасть.
– Бедная девочка. Мне кажется, она дышит. Пойдемте, Жан… Сделаю вам перевязку… С такими ранами я имел дело. Что же до юной девушки, то ею займется мать.
Когда он сказал эти слова, гризли, отступивший к двери склада, всё время качая головой, выплюнул сгусток крови и грузно повалился навзничь.
– Пусть черти расстреляют мою душу! – воскликнул Нед, дополняя одно из ругательств Боба. – Хорошенькую дыру парень проделал… Бог ты мой!.. Да человека, так вспоровшего брюхо старому Ифе, следует считать одним из первых ножей на границе. У меня появилось сильное желание поступить к нему на службу. Что вы об этом думаете, полковник?
– Мне кажется, вы сказали глупость, Нед.
– А другой канадец буквально сжег мозги чертову гризли!
– Ба! С четырех-то шагов…
– Но ведь надо не дрогнуть, чтобы вогнать пулю точно в глаз такому чудовищу. Ошибка всего в четверть дюйма, и медведь растерзал бы стрелка в клочья! Честное слово! Гордые люди эти канадцы! Если, как я надеюсь, они профессиональные грабители, было бы очень лестно работать под их началом.
– Во всяком случае, перед нами триста фунтов окорока – рассудительно заметил Питер, большой почитатель соленого и копченого мяса, потому что под него хорошо пьется.
– Мне, как бывшему мяснику, надо предоставить возможность начать освежевывать эту гору мяса.
– А я, – подумал полковник, возвращаясь в большую комнату, – я должен следить за моим персоналом, у которого возникло намерение дезертировать. А это было бы обидно, потому что теперь мои дела идут хорошо… Вражеский отряд ослаблен… Требуется только немножко помочь судьбе.
Боб очень осторожно положил так и не пришедшую в сознание Кейт Салливан на кресло-качалку подле матери.
Фелисьен Навар поспешил к удерживаемому братом Жану, полагая, что девушка сможет обойтись без его забот. Бывший бригадир был поражен видом гризли. Он раньше не представлял себе размеров зверя и теперь едва мог поверить, что подобного колосса убил ножом восемнадцатилетний юноша. И он не переставал искренне восторгаться, выказывая безграничное восхищение героическому метису.
– Дело дойдет до того, что этот болтун-француз раскалится без огня и предаст меня в любую минуту! – бурчал полковник. О!.. Но терпение, мои парни, терпение!
