Не успел он сделать нескольких шагов, как звуки, долетевшие до нас, стали явственнее, и на прогалине появилось множество черных животных.
То было стадо пекари в двадцать или тридцать голов; они сбежались, привлеченные предсмертным визгом убитой самки. Со всех сторон надвигались они с грозным хрюканьем.
Бежать в лес кугуару не удалось. В одну секунду кабаны, сгрудившись, окружили его; воинственное хрюканье не предвещало ничего хорошего. Прорваться через оцепление без боя было невозможно.
Кугуар, видя, что отступление отрезано, освободился от ноши и прыгнул на ближайшего кабана, который, не выдержав стремительной атаки, тяжело рухнул набок. Но в ту же секунду его родичи набросились на обидчика, и земля оросилась кровью кугуара. Раненый зверь мужественно защищался в течение нескольких минут и нанес нападающим крупный ущерб. Круг постепенно суживался. Уже многие кабаны выбыли из строя, и кугуар сделал последнюю попытку перескочить через живую баррикаду.
Кабаны, внимательно следившие за каждым его движением, загораживали ему проход и терзали клыками его гладкую шкуру.
Наконец героическим усилием кугуар прорвался сквозь вражеский строй. Кровь заледенела в наших жилах, когда мы увидали, что он несется к нашему убежищу. Непрочна была наша крепость!
В полном отчаянии я поднял карабин, готовясь к безнадежной борьбе. Не успел я выстрелить, как над моей головой, как стрела, пущенная из лука, пронесся кугуар. Когти его задели дуло моего карабина. Я почувствовал горячее звериное дыхание на своем лице.
Кабаны преследовали его до подножия дерева. Перед этим неодолимым препятствием неповоротливые животные остановились. Одни с поднятой головой бегали вокруг дерева, другие в бешенстве грызли кору и подрывали корни. Все они нестройным хором хрюкали и ворчали: то была музыка разочарования и злобы.
От страха мы с Франком буквально оцепенели. В горле пересохло, язык не повиновался, в глазах рябило. Мы не знали, на что решиться…
Сверху нас сторожил хищный кугуар, который одним прыжком мог добраться до нас и перегрызть нам горло. Я не спускал с него глаз, и мне показалось, что он готов броситься.
Внизу шумело многоголовое кабанье стадо. Это был не менее страшный враг, и, спустись мы на землю, кабаны растерзали бы нас на куски.
Не все ли равно: умереть от кабаньих клыков или от когтей кугуара? Надо было действовать. Мне понадобилось полминуты, чтобы принять решение.
Я пришел к выводу, что для нас наибольшую опасность представлял кугуар. Для кабанов мы были недосягаемы. Дольше оставаться во власти кугуара было безумием. Прежде всего нужно отделаться от него.
Кугуар застыл на ветке, куда он скрылся от разъяренного стада. Если бы не ужас, который ему внушали кабаны, он, конечно, напал бы на нас. Очевидно, он боялся, оступившись, сорваться с дерева, прямо на головы своих врагов. Вот чем объяснялось его миролюбие.
Но я знал, какая участь нас ждет, если кабаны, наскучив ожиданием, отойдут от дерева. Как это ни странно, но только благодаря их присутствию мы уцелели.
Сын мой был безоружен. Он захватил, правда, из дому лук и колчан, но оставил их под деревом, и кабаны уже растоптали хрупкое деревянное оружие.
Я пересадил Франка за свою спину, чтобы самому отразить нападение кугуара, если мне не удастся уложить его первым выстрелом.
Мы быстро поменялись местами, стараясь двигаться бесшумно, чтобы не испугать злобного зверя, ворчавшего над нашей головой.
Затем я осторожно поднял карабин и, опираясь рукой на соседние ветки, нацелился в голову кугуара, туловище которого было скрыто густой листвой.
Грянул выстрел. Дым ослепил меня, и я не сразу узнал, какие результаты имело мое выступление; но я услыхал сухой треск веток, шелест листьев и, наконец, шум падения тяжелого тела.
Тотчас кабанье стадо подняло отчаянный вой.
Я взглянул вниз. Окровавленный кугуар отбивался от кабанов; но сопротивление его было сломлено, и белые клыки вонзились в тело хищника.
Глава XLI. Осада
После победы над кугуаром мы уверовали в свое спасение. Какое счастье – избежать верной смерти! Мы с Франком едва не плакали от радости.
Мы думали, что кабаны, насладившись победой над врагом, рассеются по лесу. Увы, радость наша была преждевременной! Вскоре, убедившись в своей ошибке, мы испытали горькое разочарование…
Кабаны разделались с убийцей своего родича, но, вместо того чтобы уйти, с злобным хрюканьем окружили дерево; с ненавистью поглядывая на нас, они подрывали корни и грызли кору. Гибель кугуара их не удовлетворила. Видно, они поклялись сожрать нас. Странная благодарность союзникам, которые помогли им покончить с врагом!
Мы сидели на одной из нижних веток и со своей наблюдательной вышки отлично видели кабанов. Легко было забраться и выше, но в этом не было надобности. Нам грозило не нападение кабанов, а голодная смерть, если не снимут осады. К несчастью, всего можно было ожидать от этих свирепых животных. Охотники не раз говорили мне о чудовищном упорстве кабанов.
Сначала я не хотел стрелять в них, рассчитывая, что злоба их уляжется и они уйдут. Мы взлезли немного выше и спрятались в листве, чтобы не мозолить им глаза.
Прошло около двух часов, не принеся с собой никаких перемен.
Кабаны, действительно, успокоились и утихли, но по-прежнему окружали дерево, собираясь, по-видимому, довести осаду до конца. Некоторые прилегли даже на землю, чтобы в свое удовольствие провести время, но все были налицо.
Терпение мое истощилось. Я знал, что дома наше длительное отсутствие вызовет тревогу, и Генри с Куджо отправятся на поиски. Этого-то я и боялся: по нашим следам они выйдут на прогалину и наткнутся на стадо кабанов. Кто знает, успеют ли они вовремя вскарабкаться на дерево, чтобы избежать нападения.
Это соображение побудило меня перейти в атаку. Я решил испробовать, какой эффект произведут на кабанов один-два выстрела. Быть может, мне удастся их спугнуть.
Итак, я отважился на вылазку. Спустившись на нижнюю ветку, чтобы не промахнуться, я начал стрелять. Каждый раз метил в грудь одному из кабанов; пять раз спустил я курок и уложил пятерых пекари.
Уцелевшие животные странно отнеслись к опустошениям, произведенным мною в их среде. Ничуть не устрашенные гибелью своих родичей, они набросились на теплые трупы и растерзали их. Затем снова подступили к дереву и яростно заколотили копытами о ствол, словно хотели взобраться наверх.
К огорчению своему, я убедился, что у меня остался только один заряд. В шестой и последний раз разрядил я карабин и убил еще одного кабана.
Но какая разница – двадцать пять их или тридцать! Кабаны обнаружили полное равнодушие к смерти…
Сознавая свое бессилие, я вернулся к Франку на верхнюю ветку. Оставалось только запастись терпением и тешить себя надеждой, что ночью странное войско, осаждающее не менее диковинную крепость, удалится, отчаявшись в успехе. До нас все еще доносилось хрюканье кабанов и хруст отдираемой коры; но мы больше не обращали на них внимания и, пристроившись поудобнее, отдались на волю судьбы.
