В квартире было много людей. Очень много. Было утро, мы никогда не опаздывали. В комнате собралось около двенадцати женщин. Царило странное возбуждение.
Было много еды. Запах приготовленных блюд заполнил комнату. Малок был в центре этого праздника.
Когда мы с Дэвидом подошли к двери, женщины встретили нас объятиями и проводили нас в комнату. Мы были смущены и изумлены таким приемом. Мы улыбались им и не могли понять, что же все это значит. Я искала Саванну. Какая-то женщина, я не помню точно кто, отдавала распоряжения остальным. Комната наполнилась радостными женскими криками. Женщина о чем-то говорила — все смеялись. Я не могла понять, что происходит. Малок, улыбаясь мне, протянул Саванну как бесценный подарок. Он кивал головой, как будто она стала другой. Ко мне бросилась группа женщин, казалось, им не терпелось расцеловать Саванну и меня. Я чувствовала себя неловко, и мне хотелось поскорее уйти.
Я посмотрела на лицо девочки. Мне показалось, что с ней все в порядке. Она не плакала, не капризничала. Саванна была радостной, как всегда. Когда мы вернулись в гостиницу, я, решив поменять подгузник, положила ее на кровать.
Крови было немного, но все же это была кровь.
Не было большой раны, глубоких порезов, но была царапина на наружных половых органах.
Я позвала Дэвида.
Он подумал, что я обнаружила ножевой порез, потому что я пронзительно закричала:
— Они резали ее, они резали ее!
Персонал гостиницы и люди из соседних номеров прибежали на мой крик.
Прижав Саванну к груди, я металась по комнате, обезумев от горя и злости. Я не могла успокоиться.
Все решения принимал Дэвид. Он схватил ключи и повел нас к машине. Я не могла положить Саванну в детское кресло и держала ее на коленях, крепко прижимая к себе. Слезы градом катились у меня из глаз. Я целовала ее голову, и Саванна начала плакать, но я не могла успокоиться.
Мы ворвались в приемное отделение больницы, расталкивая очередь, и влетели в кабинет врача.
Врач в Тамворте чудесный — заботливый, опытный. Он осторожно искупал Саванну и показал нам, что произошло.
Он рассказал, что это был тонкий, булавочный, с пчелиное жало укол; иногда ему приходится накладывать швы, но не в этом случае.
Врач подозвал нас и показал, что крови больше нет и мы даже не сможем увидеть этот прокол.
Из больницы позвонили консультанту суданской общины. Он должен был встретиться с нами. Таких людей было немного в Тамворте, их работа состояла в том, чтобы поддерживать связь между беженцами и жителями городка, заниматься размещением вновь прибывших, рабочими визами, прививками и объяснением белой общине, в чем заключаются суданские традиции.
Пока я обнимала свою дочь и плакала, женщина-консультант, которая сама была суданкой, растолковывала мне, что такое культурные традиции Судана. Она говорила, что местной общине объясняли: им не разрешено делать то, что они сделали с Саванной. Им говорили, что в Австралии это запрещено, категорически запрещено, это карается законом. Но очень трудно их контролировать. Консультант пояснила, что некоторые суданские женщины делают девочкам очень маленький прокол, быстро и осторожно, чтобы никто не заметил, пытаясь сохранить эту традицию. Они надеются, что белая община, наша община, поймет, что это не делается камнем и девственная плева не вырезается. Я не могла это слышать. Я была так возмущена, что закричала:
— Вы считаете, что это правильно?
Суданка ответила:
— Нет.
Она сказала, что Малок не имеет к этому никакого отношения. Он, вероятнее всего, и не знал, когда это произошло. Женщины, исполняющие обряд, требуют, чтобы мужчин в это время не было дома. Возможно, Малок узнал о случившемся, когда вернулся с работы домой и попал на праздник.
Суданка пояснила: то, что сделали с Саванной, — «мелочь», могло быть гораздо хуже. Они могли вырезать ее органы, полностью зашить ей половое отверстие, и у нее не было бы менструации и даже мочеиспускания. Когда консультант рассказывала об этом, мне показалось, она гордится тем, что девочки теперь не подвергаются пыткам, а их половые органы просто прокалывают. Эта женщина объяснила, что случай с Саванной подтверждает: суданцы понимают, где они живут, что им запрещено делать это, поэтому тайно проводят обряд и больше не режут девочек, а просто прокалывают девственную плеву булавкой.
Я подумала: «Боже, просто прокалывают! Берут грязную иглу для шитья, прокалывают девственную плеву, и у девочек начинается кровотечение». И это считается нормальным, приемлемым. Это необходимо. Они не делают это на грязном полу острым камнем, но продолжают совершать обряд и затем празднуют это событие.
Дэвид сказал:
— Я не могу поверить своим ушам. Мою дочь травмировали, а вы считаете, что все прекрасно.
Консультант попросила его успокоиться. Она убеждала нас, что девочка не ранена, что у нее простая царапина. Мы должны осознать, что произошло. У Саванны белая мать, две белые матери, и, несмотря на это, девочку приняли в суданскую общину! Разве это не прекрасно? Это нельзя считать раной, это царапина, укол, так принято в других культурах. Никто не пострадал, нет швов, инфекции, все уже почти зажило. Да и кто мы такие, чтобы судить?
Я разговаривала с этой женщиной без обиняков:
— Меня не интересуют ваши рассуждения. Меня не интересует ваша политкорректность. Я смотрю на вас и понимаю, что с тех пор, как вы начали работать, вы стали феминисткой. Только феминистки придерживаются таких взглядов, и мне кажется, что вы одобряете насилие над детьми и пытаетесь прикрыть это разговорами о культуре и традициях. Я забираю Саванну из больницы, и мы летим в Сидней, где я напишу заявление в полицию и приложу все усилия, чтобы наказать виновных. Лично вы возместите все мои расходы.
Я ушла не оглядываясь.
Дэвид позвонил нашему семейному врачу, врачу Саванны, уже в аэропорту и объяснил ситуацию. Слава Богу, врача не волновали вопросы идентичности и культуры. Мы разбудили его, и он согласился встретить нас возле детской больницы в Сиднее, где он сможет осмотреть Саванну.
Мы не стали звонить в департамент. Я считала: то, что произошло, — отчасти вина департамента, потому что Саванну оставляли у людей, которые не знакомы с австралийскими законами.
Мы позвонили нашему адвокату. Рассказали, что случилось, и он, как и наш врач, был потрясен. Он сказал, что обратится в Верховный суд штата и потребует немедленного слушания дела. Наш адвокат был убежден, что отныне Малок сможет видеться с Саванной только в Сиднее, в присутствии куратора. Я попросила его об этом, и он стал действовать незамедлительно. Адвокат действовал так быстро, что департаменту пришлось нелегко. Они получили вызов из Верховного суда штата, делу был дан полный ход, и им пришлось побегать.
От нашего адвоката я узнала, что сотрудники департамента яростно доказывали свою правоту. Они пытались объяснить, что нет неопровержимых доказательств того, что произошло с Саванной, что непонятно, кто был вовлечен в это, что полиции необходимо провести расследование, что расходы не могут быть возмещены, что это культурная традиция, которую необходимо принимать во внимание, что это важно для Саванны — наладить контакт с ее суданской семьей. Весь этот бред я слышала много раз. Но судья не принял все эти доводы в расчет. Он объявил:
