Соломон пить не стал.
— Что ж, ты навечно останешься бедняком, — промолвил он и поднялся уходить. Я не давал ему такого права и попытался толчком вернуть на стул. Это оказалось непросто: Соломон был довольно рослый и жилистый. Так и подмывало назвать его продувной бестией.
— «Audacibus annue coeptis», — продиктовал я ему, пытаясь добиться помощи в разрешении загадки. — Это тебе о чем-нибудь говорит?
Он кивнул.
— Не соблаговолишь ли…
В этот миг в каюту заглянул Эдвард. У него вошло в привычку захаживать ко мне с тех пор, как он стал штурманом. Я был рад тому, что происшествие с ружьем хоть на время, да забылось, и протянул ему третий стакан.
— Выпьем, — сказал я, — за упокой товарища и за превеликое множество его нерожденных потомков. Больше, чем он заслуживает.
Мы с Эдвардом сдвинули стаканы.
— Ты пьешь с нами, — велел он Соломону.
— Осторожнее, — предупредил я. — Не спеши с отказом. У нас это не принято. Между прочим, — добавил я, — Эдвард будет вправе тебя убить, если ты не согласишься с ним выпить. Нехорошо, если целый мир погибнет из-за одной рюмки.
Соломон направился к выходу. Эдвард попытался его удержать. Соломон стряхнул с себя его руку, словно жука, и вылил ром ему на ноги, чем до крайности расстроил, поскольку Эдвард регулярно начищал до блеска пряжки на башмаках. Соломон намеренно вывел его из себя, но чего ради? Кажется, я догадался: во спасение мира. Он оглянулся на меня едва не с улыбкой, и в тот же миг Эдвард на него бросился. Соломон оттолкнул его к самой двери. Этого Эдвард не ожидал, но крайней мере от Соломона.
— Пить он не будет, — процедил мой штурман. — Дело ясное, Джон. Я еще утром все понял.
Значит, дружище Эдвард затаил на меня обиду.
— Ты сам сказал, у нас так не принято, — продолжил он. — Дай мне с ним разобраться. Верни ружье. Хотя нет, наши ребята заслуживают лучшего: блеск клинков. Да, и еще кровь — превеликое множество, — добавил Эдвард, передразнивая меня, и обратился к Соломону: — Капитан как-то объяснил мне, что боль приходит трижды: когда шпага входит в тело, когда выходит и, наконец, когда падаешь. Я постараюсь разбить каждое действие на два приема. Люблю все усложнять. Думаю, Кровавый Билл отдал душу дьяволу еще до падения.
Я был почти рад видеть Эдварда в хорошем настроении, пусть он и снова начал кичиться тем, чего не совершал.
— Бери мою шпагу, — сказал я Соломону и обратился к своему помощнику: — Эдвард, собери людей.
Я еще ни разу не видел, как спасают или разрушают миры, а синева Карибского моря подходила для сцены, как ничто другое. После ухода Эдварда я сказал Соломону, что он мог бы остаться в живых если не ради себя, то хотя бы для моей пользы.
— Мне давно не дает покоя одна фраза: «Audacibus annue coeptis», — сказал я ему. — Не мог бы ты сказать, что она означает — на случай, если у тебя вдруг рука ослабеет? Согласен?
— Позже, — проронил Соломон и добавил: — Думаю, ответ вас удивит.
Помнишь ли ты тот славный сброд, которым я тогда командовал? Были у меня ребята из Уилтшира и из Ливерпуля, из Уинтертона, гроза Ярмута и Йорка, головорезы Личфилда, Брикхилла, Хокли и Вестчестера, смоляные куртки родом из Дустана, Ланкашира, Дувра и Йоркшира. И все они, будь то сыновья прачек или знатных дам, собрались на верхнем деке, чтобы поглазеть на поединок между Соломоном и Эдвардом.
Я спросил, нет ли желающих ходатайствовать в пользу Соломона. Никто не вышел. Эдвард вытащил шпагу и сделал выпад — неудачный, вялый. Соломон его с легкостью отразил. Затем он попятился, дойдя почти до фальшборта. Те, кому не хотелось скорой развязки и кто не знал о фехтовальном мастерстве Соломона, вывели его обратно. Джимми среди них не было.
Пью вряд ли был заодно с провидением, но в этот миг отчего-то повалился с ног. Он растерянно приподнялся на четвереньках и по-крабьи, как за ним водилось, отполз в сторону, где попытался встать, но запутался в вантах. Команда взревела, Пью взвыл. Каждый нырок «Линды-Марии» приходился ему по спине, и каждый его вопль матросы встречали восторженным ревом. Пока все увлеченно орали, Соломон взобрался по вантам и освободил плешивого краба. Пью, все еще задыхаясь, наградил его плевком. По мне, Соломону уже стоило бы смекнуть, что спасенный мир в лице Пью мог бы обойтись без его помощи.
Эдвард нацелился ему в грудь. Соломон слегка ударил шпагой по палубе. Эдвард сделал выпад и промазал. Ответный удар Соломона зацепил клинок моего штурмана. Джимми достал тесак со словами:
— Он — дьявол, говорю тебе!
— Убери нож, — приказал я. — Эдвард и дьявола одолеет. Я сам его обучал.
Джимми покосился на меня и передал тесак Бонсу. Бонс отдал его Пью, а тот воткнул в голову одному из деревянных святых.
— Эта болтовня нашему штурману не на пользу, — проворчал Джимми, подергав себя за серьгу. Он прикрыл один глаз, чтобы лучше видеть расправу над Соломоном. Второй у него распух от какой-то хвори, но Джимми предпочитал ходить с больным глазом, нежели лечиться у дьявола.
Эдвард перешел в наступление. Иногда шпага оказывается проворнее хозяина, и Соломон успел защититься. Удар был настолько силен, что ему пришлось отскочить в сторону. Эдвард снова напал. Соломон успел увернуться, и клинок прошел мимо цели. Оказавшись на высоте положения, Соломон задел Эдварда по руке. Будь он умелым воякой — а команда считала иначе, — мог бы продолжить наступление и прикончить Эдварда на месте.
Одно дело — скрещивать шпаги на суше, и совсем другое — на море. Волны, видимо, приняли сторону Эдварда и подбросили корабль, отчего Соломон потерял равновесие. Бонс вздернул его на ноги и тычком выпрямил спину.
— Колени не сгибать, корпус держать прямо, — посоветовал он и добавил: — Не в обиду нашему штурману.
— А я и не обиделся, — отозвался Эдвард, злорадно глядя на Соломона.
Бонс продолжил наставления, не подозревая, что ученик в них не нуждается.
— Вот так и смотри в глаза, а не на ноги. Теперь — в бой, — напутствовал он.
Бонс так увлекся сражением, что забыл даже пригладить волосы, и они встали торчком, словно лондонские шпили. Эдвард выкрикнул какое-то ругательство в Соломонов адрес. Тот ответил, к неудовольствию «учителя».
— Погодите-ка, — произнес Бонс, снова влезая между противниками. — Нечего болтать с тем, кого собираешься порубить на куски, — предупредил он Соломона. — Это уловка для дураков. Меньше слов, больше дела. Дерись! — Не секрет, что у него тогда пересохло в горле. — Дерись, да не опозорь этот корабль. Давай же. Покажи славный бой. Пока Эдвард тебя не убьет, вот так. — Этими словами он подытожил выступление.
Эдвард и Соломон сошлись снова. Все, кроме нас с Джимми, были уверены, что первый очень скоро искрошит второго на рагу, но тут Соломон пролил кровь. Эдвард схватился за ногу и, откинувшись назад, пронзил бедро Соломону.
