Книга Улыбка пересмешника - Елена Михалкова

Знаете, я уже начала сомневаться в своих силах. Усталостьохватывает меня все сильнее, и нервное возбуждение сопровождается непривычнойапатией тела, когда ум приказывает телу двигаться, а оно, бедное, не слушаетсяего приказов и валится, как механическая кукла, из которой вынули батарейку.

Я преодолеваю себя и пью таблетки, прописанные мне хорошимврачом. Он считает, что я до сих пор переживаю из-за потери мужа. Я и впрямьпереживаю, но считаю совершенно излишним уточнять, по какому именно. Поверьте,мы хорошо жили с Никласом, и я испытывала к нему все положенные чувства:благодарность, уважение, искреннюю симпатию... Что не помешало мне обрадоватьсяего смерти, потому что наконец-то я могла делать все, что считала нужным.

Он очень много сделал для меня, мой Никлас. Первые полгодапосле замужества он занимался мною так, как гордый родитель может заниматьсяребенком, в котором видит талант. Шведский я выучила на удивление быстро, и онзаставлял меня читать, водил по музеям, устраивал целые экскурсии. Запас егознаний был огромен, он увлекательно рассказывал, и я впитывала в себя все, чтомне преподносили, с готовностью птенца, раскрывающего клюв к прилету мамаши-птицы.

Одновременно мне тактично и ненавязчиво преподносились неменее важные уроки. Новые зубы, личный косметолог, уроки стилиста... Временамия казалась себе куклой, с которой играет мой новый муж. Но потом я поняла, чтопривлекает его во мне... Возможность быть богом, лепить из той глины, чтоподатливее пластилина, ощущать себя творцом и мастером, имеющим дело с лучшимиз материалов – с человеческой душой, умом и телом.

И я не обманула его ожиданий. Никлас даже был поражен моимиуспехами. Он довольно быстро понял, что я могу быть не только игрушкой, но ипартнером, и постарался извлечь из этого все, что можно. Под конец жизни онпризнался, что ему невероятно повезло со мной, и я до сих пор благодарнаНикласу за эти слова.

Птица, которую привез мне широкоплечий сыщик (я называю его«мой герой» – он годится на роль героя, как его коллега годится на рольхладнокровного грабителя банков), рождает во мне подъем, словно ее золотыекрылья способны унести меня далеко отсюда – туда, где я уже достигла своей целии счастлива. Я ведь буду счастлива, когда достигну ее, правда?

Но я не могу скрывать, что меня мучает страх. Я не навещалаРомана в больнице, но его начальник красочно описал мне, что сделали с ним людиКирилла. Даже если бы я не слышала его рассказа, мне хватило одной встречи смоим мужем, чтобы понять, что пощады от него ждать не стоит.

В тот вечер я вернулась в гостиницу и, проходя по вестибюлю,чтобы забрать ключ от номера, заметила его, сидящего в кресле. Там невероятноглубокие кресла, в вестибюле, и выбраться из них сложно, как из воронки. Ностоило Кириллу увидеть меня, как он, странно выгнувшись, поднялся из этойзасасывающей ловушки почти непринужденно, и кресло за его спиной разочарованнохлюпнуло своей бархатной пастью, выпустив добычу.

Он просто стоял и смотрел на меня, не делая попыток подойти.И я тоже замерла. Меня охватило оцепенение сродни гипнотическому: даже передтанцующей коброй с раздувающимся капюшоном, уверена, я не испытала бы такогочувства.

Так вот, Кирилл стоял и смотрел на меня без улыбки, без этойсвоей фирменной ухмылки одной половиной рта. И мне было страшно – так страшно,как не было уже очень давно. А потом он улыбнулся, и мне стало не простострашно, а жутко. Я осознала, что он может убить меня прямо здесь, и никто неуспеет ему помешать, а осознав это, нашла в себе силы двинуться с места и дойтидо милой девушки в униформе, которая с понимающим, как ей казалось, видомсмотрела на нас. Двое влюбленных, конечно же... Что еще она могла подумать?

Знаете, он обо всем догадался. Поэтому он избил несчастного,безобидного Рому, который даже ни разу не поцеловал Алису Кручинину. ПоэтомуКирилл приехал в гостиницу – чтобы показать мне, что он все знает, и убедиться,что я его поняла. Боже мой, какой дурой я была, представляя себя охотником,терпеливо и долго дожидающимся добычи; как я безбожно льстила себе этимсравнением! Нет ни охотников, ни тигров – есть двое животных, и каждое из ниххочет перегрызть другому глотку и разорвать останки, растащить их по лесу,чтобы путь оставшегося в живых был помечен кровью второго.

Мне удалось взять себя в руки, только закрыв за собой дверьномера. Значит, война объявлена... Как ни удивительно, именно эта мысль помогламне перестать чувствовать себя жертвой, которую поволокут по мокрой душнойтраве, и заставила собраться. Поражение в одной битве не равно проигрышу повсем фронтам. Алиса оказалась на время вне моей досягаемости, но лишь на время.Пока мне необходимо сосредоточиться на раскапывании прошлого и изучении егоскелетов – в буквальном смысле этих слов.

Меня подпитывает ни на чем не основанная уверенность, чтоэкспертиза сможет доказать, кто убил Сеню. У меня бывают случаи предвидения,когда я заранее знаю ответ на вопрос, случится ли то или иное событие. И иногдадаже вижу в общих чертах, что именно произойдет.

Так было с Никласом: едва прочитав его письмо, я проникласьубежденностью, что именно этот человек станет моим вторым мужем. Так оно ивышло. Потом, несколькими годами позже, когда я стояла на первом этаже нашегодома и смотрела в окно, как он идет к машине, сутуля узкую спину, я неиспытывала ни малейших сомнений в том, каков будет диагноз врача. И мне ненужно было ни о чем спрашивать мужа, когда он вернулся к обеду, прошел в свойкабинет, лег на диван и лежал, не двигаясь, несколько часов. Все было ясно.

Возможно, эта изредка проявляющаяся моя способность –слабая, ничтожная компенсация за ту слепоглухоту, которой я страдала в первомбраке. Но ее происхождение не имеет значения, важно лишь то, что я пользуюсьею, прислушиваясь к голосу интуиции, как к стуку долгожданного путника в дверь.

Теперь она подсказывала, что мне повезет с уликами,оставшимися на теле Сени. А что касается Алисы, то эта неудача обескураживаетменя все меньше. Я была слишком нежна с этой девочкой – наверное, оттого, чточувствовала свою солидарность с ней и немного жалела ее. Но сейчас, когда ясижу в гостиничном номере и рассматриваю птицу с хищным зеленым глазом, мнестановится очевидно, что я позволила себе пойти на поводу у эмоций. А этонеправильно. Я не могу позволить себе эмоции, во всяком случае те, что врезультате идут на пользу Кириллу.

Пожалуй, я придумаю для Алисы что-нибудь поинтереснее. И наэтот раз даже муж, которому она так предана, не сможет ее защитить.