Кива ахнула и прижала руки ко рту.
— Он продал ее фотографу с пляжа Патонг.
— Ненавижу этот Патонг, — вставил Рори.
— Потом у фотографа начались проблемы с полицией, и он сбыл ее владельцу бара. В баре Пауле давали какую–то дрянь, чтобы она не засыпала по ночам, и это, конечно, не пошло ей на пользу.
— Но теперь Трэвис с Паулой могут стать парой, — сказал Рори. — Они могут создать семью и вернуться на волю.
— Ну да, в идеале все так и происходит, — ответил Джесси. — Они попадают в центр. Вспоминают, каково это — быть гиббоном. Находят себе пару. Учатся быть частью семьи. А когда они готовы к жизни в лесу, их отпускают на волю.
— Он должен спеть, — объявил Рори. — Трэвис должен спеть Пауле, чтобы ей понравиться.
Лицо Джесси болезненно сморщилось, и я внутренне приготовился к тому, что сейчас последует.
— Не всех удается адаптировать к естественным условиям, — сказал он. — В центре живет три типа гиббонов. Детеныши и подростки — они только учатся быть гиббонами. Взрослые, вроде старины Трэвиса, которые ищут себе пару — их со временем отпустят на волю. И третий тип — те, кому не выжить в лесу из–за болезни или сильного увечья. Паула как раз из таких.
— Она же здорова, — возразил Рори.
Тесс обменялась со мной взглядом.
— Посмотрите на ее руки, — сказал Джесси.
И мы тут же увидели, что пальцы у Паулы наполовину обрублены.
— Она жила тогда в баре, — заговорил Джесси. — Была поздняя ночь. Один посетитель решил с ней потанцевать. Паула исцарапала ему лицо, и ей отрубили пальцы. Теперь она никогда не сможет вернуться на волю.
— Что?! — воскликнула Кива. — Никогда–никогда?
Ее брат ничего не сказал, потому что понимал. Какое–то время мы все молчали, наблюдая, как крупный темный гиббон любуется маленьким и светлым, который не обращает на него внимания.
Трэвис запел. У него был высокий, приятный голос, в котором слышалась легкая дрожь, словно он еще не вполне овладел искусством пения.
Паула равнодушно отвернулась и принялась разглядывать свои изуродованные руки, как будто понимала, что у них все равно ничего не выйдет.
— Гиббоны не могут жить без семьи, — сказала Кива, глядя на мать. — Почти как мы.
— Нет, дорогая, не почти, — ответила Тесс. — Совсем как мы.
Когда мы вошли в недостроенную кухню, было еще рано, но солнце уже садилось. Над одним концом бухты небо потемнело и было затянуто тучами, над другим горело розовым, оранжевым и красным.
Когда мы забрали у госпожи Ботен тарелки с рыбным карри и отнесли их на пляж, на остров опустилась настоящая ночь. Во внезапно наступившей темноте были видны только пульсирующие красные и зеленые огни на некоторых рыбацких лодках, да дальше по пляжу вспыхнула длинная бело–золотая дуга — это во всех ресторанах, барах и массажных салонах разом включили свет.
Най — Янг стал больше — гораздо больше. На противоположном конце пляжа выросла целая улица новых магазинчиков и развлекательных заведений. В ночном воздухе звучала музыка — тайская попса с редкими вкраплениями западных хитов, — и все эти песни смешивались между собой.
Однако отелей, водных мотоциклов и надувных бананов здесь по–прежнему не было. Най — Янг был открыт для бизнеса, но не для современного мира.
Мы ужинали под одним из двух навесов, которые я построил. Звездная пыль Млечного Пути была так близко, что, казалось, можно протянуть руку и потрогать. Новая мебель из тропической древесины и воспоминания о долгих трудовых днях делали рыбный карри госпожи Ботен еще вкуснее.
— Выглядит отлично, — улыбнулась Тесс.
Потом она дотронулась до порезов и рубцов у меня на руках, и лицо ее стало серьезным.
— Бедные твои руки! — проговорила жена таким голосом, что я почувствовал себя любимым.
Я гордо улыбнулся и поднял глаза на кухню без крыши, где виднелись силуэты Кай и госпожи Ботен. Когда ешь в «Почти всемирно известном гриль–баре», возникает чувство, будто он начинается и кончается на пляже. Однако если обвести взглядом весь ресторан, от кухни с баром на противоположной стороне дороги до столиков у самой кромки воды, становится ясно, что это большое заведение, которое только кажется маленьким. Работы здесь хватало.
Кай и Чатри жилось у Ботенов хорошо. Наши соседи были людьми добрыми, несмотря на предубеждение господина Ботена против чао–лей. Однако, думаю, они поладили прежде всего потому, что Кай и Чатри привыкли много работать.
Небольшой улов рыбы лежал на льду перед входом в ресторан — дверным проемом без стен, единственная цель которого — показать, что здесь вам рады. Деревянная арка уже была обернута пальмовыми листьями и увита гирляндами разноцветных лампочек. Гирлянды украшали и деревья, и крыши навесов, но сегодня они не горели: Ботены не хотели, чтобы люди думали, будто «Почти всемирно известный гриль–бар» открыт.
Глядя, как мы уплетаем рыбный карри, к ресторану подошла молодая шведская пара. Парень и девушка. Оба недавно попали в аварию: у девушки одна рука висела на перевези, у парня на обеих была сильно ободрана кожа. Обычное зрелище на нашем острове.
— Сегодня только члены семьи, — сказала госпожа Ботен, выходя им навстречу и вытирая руки о кухонное полотенце.
Шведы кивнули и пошли дальше. Девушка подала парню здоровую руку, и оба устремили взгляд на берег, на бухту и мерцающие в ночи бело–золотые огни. Они смотрели на пляж Най — Янг, и я вдруг увидел его их глазами — всю эту умиротворенность, красоту, тихое, нетронутое великолепие. Они вдыхали воздух, глубоко и медленно, впервые по–настоящему обратив на него внимание, и думали, что еще никогда не дышали таким чистым, легким и сладким воздухом.
Вот что они думали.
И были правы.
Потом к нам присоединились остальные. Госпожа Ботен поставила на стол блюдо с огромными, размером с омаров, креветками с жирным бело–розовым мясом и обуглившимися во время жарки панцирями. Кай принесла поднос с посудой и книгой, которую читала в кухне. Господин Ботен торопливо выкурил сигарету и тоже подсел к нам. Последним явился Чатри в старом черном шлеме — должно быть, нашел в сарае. Мальчик устроился один на дальнем конце стола и стал читать книгу прямо сквозь стекло, временами театрально оборачиваясь на наш смех. Даже господин Ботен рассмеялся при виде морского цыгана в мотоциклетном шлеме.
Из темноты выступил человек, привлеченный запахом свежих морепродуктов. Я увидел силуэт всклокоченного фаранга в шортах и мешковатой рубашке поло и узнал Ника. Госпожа Ботен встала с места — наверное, хотела сказать, что сегодня кормят только членов семьи. Но муж что–то шепнул ей по–тайски, и она слегка поклонилась Нику.
— Присаживайтесь, — произнесла госпожа Ботен и кивнула на стол, за которым мы уже принялись за огромных креветок.
Мы все подвинулись, освобождая для него место, и так вышло, что он оказался рядом с Тесс.
