— Давай!
— Сейчас… рюкзак, где он? — Костик заворочался в темноте, звякнуло стекло.
Вандемейер был совсем плох, пришлось вливать ему водку в рот насильно — впрочем, он не сопротивлялся, просто не мог удержать пластиковый стаканчик. Мы с Костиком тут же накатили по второй… Водка не помогла, но ощущения начали смазываться, стало казаться, что мутит от некачественного пойла, а не из-за Выброса. Согласитесь, это совсем другое, когда от паршивой сивухи — это привычное недомогание, можно сказать, родное и близкое.
— Как-то сталкера Петрова спросили, чем отличается бандюк от военного. — Я с удивлением обнаружил, что язык заплетается. — Он отвечает: у военных водка качественная, и вообще хабар богаче с них выходит… А так — никакой разницы.
— Не смешно, — заметил Костик.
— Зато правда.
Дитрих порывисто вздохнул. Луч его фонаря качнулся и заскользил по подвалу.
— Как вы, Вандемейер?
— Что это за гадость вы мне дали? Заговорил! По-русски! Хороший признак.
— А что?
— Сперва мне казалось, что Зона давит на меня снаружи, а теперь и внутри то же самое… О готт, какое дерьмо… Дайте воды, Слепой. Не то я умру.
Свет фонаря обратился в мою сторону. Я налил в стаканчик, дрожащий в протянутой из мрака руке.
— Пейте и живите.
Дитрих шумно выхлебал и задумчиво протянул:
— Хотя, возможно, лучше бы я умер.
Где-то над нами бушевал Выброс, но в чем Дитрих был прав — паршивая водка придавила организм изнутри, и давление выровнялось. До нас доносились раскаты грома, но я не мог сказать наверняка, есть ли физический звук, или это мое тело отзывается на Выброс, трансформируя непривычные ощущения в образ звука, который подсознательно связан с потрясением, угрозой, разрушением.
Костик, похоже, как и я, не то чтобы пришел в норму, но как-то свыкся, притерпелся. Во всяком случае, он перешел на украинский.
— Слипый, чуешь, я цю кляту горилку колы видкоркував, то крышку загубыв…
— Да и Зона с ней. Потерял, и ладно.
— А рештки? Допыты треба.
— Давай. Я думаю, хуже, чем есть, уже не будет.
И верно — хуже было просто некуда. Столько поганой сивухи натощак мой организм не смог бы принять без эксцессов, но теперь бедному организму было не до мелочей. В голове зашумело, перед глазами все плыло… помню, мне стало смешно, что Вандемейер так прыгает, поскольку луч его фонарика раскачивается, потом сообразил, что это я головой качаю, а вовсе не Дитрих… но это показалось ещё более смешным. Я хихикнул, никто не обратил внимания…
Когда именно в голове начало проясняться, не помню — я несколько раз пытался взять себя в руки, потом снова впадал в забытье. Мне будто что-то снилось — люди, цифры, формы и объёмы. Когда я наконец почувствовал, что соображаю, в убежище стояла тишина. Костик спал, мерно посапывая, — вот железный организм. Вандемейер бодрствовал, шуршал в темноте плотной тканью комбеза. Фонарик он выключил. Было темно, сыро, пахло гнилью. Кое-где, будто огни святого Витта, светились пятна плесени.
Вместе с ощущением реальности происходящего пришли все признаки похмельного синдрома. Я нащупал в рюкзаке банку энергетика и выдул залпом.
— Слепой, вы пришли в себя?
— Да я и не вырубался. Кажется.
Когда сидишь под Выбросом, не имеет большого значения, в сознании ты или нет, и тем более нет значения, что ты сам об этом думаешь. Выброс растворяет все: мысли, чувства, память, ощущение времени…
Дитрих помолчал, пошуршал комбинезоном… потом заявил:
— Я думаю, Выброс закончился. Во всяком случае, мне уже не так плохо.
— Жизнь прекрасна, Вандемейер. Несмотря ни на что, она прекрасна!
— Вы говорите неискренне. Что тут ответишь?
— Вы учёный, вам положено быть скептиком. Но просто поверьте мне на слово.
— Может, нам лучше выбраться на поверхность?
— Костик спит. Может, и вы передохнете?
— Я бы предпочел отдыхать на поверхности.
— Опасно. Выход из схрона — опасное дело. После Выброса с севера Зоны движутся мутанты, иногда у них случается гон, когда стаи перемешиваются, и мчатся не разбирая дороги, все породы вместе. И потом сейчас могут сместиться аномалии, нужно быть предельно осторожным. Неизвестно, что где выскочит.
— Интересно. Значит, аномалия возникает там, где её не было до Выброса?
— Ну… да. Наверное.
— А здесь, в подземелье? Здесь тоже может возникнуть? А прямо в том месте, где я сижу?
— Теоретически рассуждая, это возможно. Но практически — не знаю. Если кому-то выпало оказаться в точке, где возникла новая аномалия, он не расскажет.
— Мой ПДА снова ловит четкий сигнал. Во время Выброса были сильные помехи, искажения просто невероятные. А что творилось с магнитным фоном…
— Вы занимались работой, что ли? — Ни фига себе. — Вы трудоголик.
— Ну, я только поставил аппаратуру на запись, Взыскующие сами могут искать в голосе Зоны свое Слово, сколько им заблагорассудится. В каком-то смысле для моей миссии весьма удачно, что мы попали под Выброс… но теперь, я думаю, нужно выходить на поверхность.
— Но Костик спит…
— Я не сплю. Треба выходыты, мабуть. Це прымищення мен и не подобаеться.
— А я думал, тебе понравится. На нашу «Звезду» немного похоже. Хотя у Гоши водка получше, конечно.
— А хто тоби казав, що мени «Звезда» подобаеться? Давайте, Вандемейер, прысвитить, мы спробуемо ляду видчыныты.
Дитрих включил фонарик, мы вдвоем подняли лестницу и стали тыкать в закрытый люк. Не получалось, крышка не подавалась, слеги опасно трещали и гнулись в руках.
— Нет, так не пойдет, Дитрих, поглядите кругом, нет ли ящиков или ещё чего-то такого, объёмного.
Мы с Костиком тоже взяли фонарики и стали обходить подземелье и стаскивать под люк все, что могло послужить материалом для пирамиды. Костик прикатил пустую бочку, это сильно продвинуло строительство. Ещё Тарас принялся что-то рассказывать про «Давний Египет, як там рабы будували пирамиды». Мол, нам бы сюда тоже неплохо десятка два работящих негров…
Сооружение, которое мы выстроили, конечно, не могло соперничать с достижением древнеегипетских зодчих, но, взобравшись на него, мы с Костиком дотянулись к крышке люка. Попытались поднять — крышка слегка пошевелилась, но дело продвигалось туго, как будто кто-то сверху навалился на ляду и мешал нам. Дитрих приплясывал у подножия пирамиды и помогал советами. Я с трудом сдержался и не сказал ему, что он сволочь и чтобы заткнулся. Раздражают советчики.
Постепенно мы приспособились — рывками приподнимали люк, и то, что лежало поверх досок, постепенно сползало. Я запыхался и обливался потом, Костик тихо ругался…
