Ознакомительная версия. Доступно 35 страниц из 175
Проходит два месяца, и особисты совершают второй заход. 28 декабря 1937 г. снова возбуждается этот вопрос. Добавляются показания бывшего комиссара 31 сд Гусева и утверждается, что Хлебников-де «уличается также показаниями арестованного бывшего секретаря Сталинградского обкома ВКП(б) Варейкиса», и настойчиво делается вывод о комбриге Хлебникове: «Считаю необходимым уволить и арестовать». Здесь же приложена стандартная особистская «Справка» на комбрига, в которой в качестве одного из оснований для ареста приводится и такое: «Имел место случай неточности в формулировке по поводу построения коммунизма в СССР»165. Но «дело Хлебникова» было настолько «дутым», что даже со второго захода санкция на его арест получена не была. Появляется написанная рукою Е.А. Щаденко резолюция: «Отложить до проверки показаний Варейкиса А.Е. Щаденко. Мехлис. Маленков, Агас»166. Тогда 29 января 1938 г. в качестве третьего захода из Особого отдела направляется дополнительная выдержка из протокола допроса от 4 декабря 1937 г. «арестованного врага народа Варейкиса». Каких-либо следов хода проверки достоверности показаний Варейкиса выявить пока не удалось. Но очевидно непреклонная напористость особистов сделала свое дело, и на одном из представлений Николаева появляется резолюция: «Хлебникова арестовать. КВ. 7/II.38»167.
Сама техника получения от наркома санкции на арест «нужного» им командира или политработника разрабатывалась сотрудниками Особого отдела ГУГБ НКВД СССР иногда довольно тщательно. Главный «аргумент» обычно состоял в том, что имярек «изобличается» как участник военно-фашистского заговора показаниями лиц, арестованных по другим делам. Особисты прекрасно понимали, чем больше будет указано таких лиц и чем известнее в армии эти лица, тем неизбежнее нарком обязан будет дать такую санкцию. 29 июля 1938 г. начальник Особого отдела ГУГБ комбриг Н.Н. Федоров представляет Ворошилову «Справку» на начальника Управления продовольственной службы РККА коринтенданта А.И. Жильцова. Ссылаясь на показания арестованных маршала А.И. Егорова, армейского комиссара 1-го ранга П.А. Смирнова, командармов И.Н. Дубового, П.Е. Дыбенко, А.И. Седякина, И.Ф. Федько, комкора С.Е. Грибова, начальник Особого отдела как бы припирает к стенке наркома: «Считаю необходимым Жильцова А.И. из РККА уволить и арестовать»168. И хотя Ворошилов много лет лично знает Жильцова, он не в силах противостоять напору особистов. Его резолюция гласила: «Предрешить арест после подыскания заместителя. КВ.»169. Можно подумать: вон как болеет человек за дело. Даже Особому отделу своих подчиненных сдает «не сразу», а после подыскания им замены.
Ворошилов, по существу, окончательно решал судьбу и попавших под подозрение военных, работавших в тех или иных гражданских учреждениях. 7 января 1938 г. к Ворошилову обращается нарком путей сообщения СССР А. Бакулин. Он сообщает о том, что работающий в центральном моботделе НКПС Д.Е. Розанов по данным НКВД изобличен как участник контрреволюционной организации. Но поскольку Розанов имеет военное звание бригинженера, Бакулин просит у Ворошилова «согласия о санкции на арест Розанова». В тот же день на этом документе появляется резолюция: «т. Бакулину. Шпионов и др. контрреволюционную сволочь нужно арестовывать во всяких «званиях» и «рангах». К. Ворошилов. 7.1.38»170. Такова реакция члена Политбюро ЦК ВКП(б) наркома обороны СССР, маршала Советского Союза Ворошилова на один лишь абсолютно ничем не подкрепленный штампованный ярлык «изобличен органами НКВД». И все – сгорел бригинженер! Уже 10 июня 1938 г. он приговорен к расстрелу.
Раз начавшись, метод ареста «по показаниям» нередко развивался по принципу снежного кома. За одним забирали другого. 9 июля 1937 г. арестовали начальника политуправления ЗабВО корпусного комиссара В.Н. Шестакова, а затем (10 февраля 1938 г.) его заместителя бригадного комиссара В.Н. Русова. Проходит еще некоторое время, и вот по их показаниям (как сказано в справке на арест) 2 июля 1938 г. «забирают» начальника штаба округа комдива А.И. Тарасова. На основании показаний Шестакова, Тарасова и других 16 октября 1938 г. арестовывают помощника командира 93-й стрелковой дивизии полковника Т.В. Давыдова171 и т. д. и т. п.
Если же к полученным особистами «показаниям» добавлялось еще и подозрение сотрудников НКВД о проведении шпионской работы, то их представления («меморандумы») действовали почти безотказно. Вот довольно типичный документ подобного рода. 2 июня 1937. г. начальник Особого отдела ГУГБ НКВД СССР И.М. Леплевский пишет Ворошилову: «Помощник инспектора кавалерии РККА комбриг Верховский Борис Клавдиевич является участником контрреволюционного заговора и изобличается показаниями арестованного нами комбрига Сатина. Кроме того, Верховский Б.К., по нашим данным, ведет разведывательную работу в пользу Германии. Считаю необходимым комбрига Верховского Б.К. уволить из РККА и арестовать»172. Имеется помета: «Приказ от 7/VI». Все делалось довольно оперативно – достаточно сказать: «по нашим данным».
В целом сложившуюся в РККА атмосферу можно ощутить как через различные частные и обобщенные статистические данные, так и пристально вглядевшись в судьбу одного человека. Познакомимся же с Александром Михайловичем Бахрушиным. Ровесник XX века (1900 г. р.). В 1917 г. окончил пять классов реального училища. С декабря 1918 г. – организатор молодежи уездного комитета партии в г. Зарайске, с марта 1919 г. – боец коммунистического отряда в Рязани. С этого же времени – член РКП (б). Затем на различных ответственных должностях – комиссар оперотдела Губчека, начальник уездного Политбюро в Зарайске (было и такое «Политбюро»). С сентября 1921 г. – в РККА на политработе. В 1927 г. окончил 10-месячные авиационные академические курсы. С января 1929 г. последовательно: командир и военный комиссар авиаэскадрильи, авиаотряда, авиабригады. 10 марта 1937 г. Ворошилов обращается в ЦК ВКП(б): «Прошу утвердить назначение командующим ВВС КВО комбрига Бахрушина Александра Михайловича – командира и военного комиссара 81-й штурмовой авиабригады, вместо комкора Ингауниса, назначенного командующим ВВС ОКДВА»173.
Назначение состоялось. Бахрушину присваивают военное звание комдива. Казалось бы, все хорошо. Тем более что за успешную работу он еще в 1932 г. награжден орденом Красной звезды, награждался знаком «Отличный воздушный боец», золотыми часами. В личном листке по учету кадров против «опасных» вопросов значится: «Не состоял», «Не участвовал», «Не привлекался». И вдруг 25 июня 1937 г. он пишет полное отчаяния письмо Ворошилову: «…Нахожусь в тупике. 7/V-37 назначен, в июне снят… Партийная комиссия исключила из партии… Создается такое положение, что из жизни меня выталкивают… Так что же делать, чем пробить эту стену вражды и недоверия – ведь травить детей моих даже начали… Отчаянное положение – молча, не веря ни одному слову, выталкивают из среды честных людей, из жизни, из партии… Не выталкивайте меня без проверки»174.
В тот же день он обращается к начальнику ВВС РККА командарму 2-го ранга Я.И. Алкснису. Описывая все, происшедшее с ним, комдив Бахрушин заверяет его в своей готовности бороться против произвола: «Не подумайте, что я делаю какие-либо слабосильные выводы – нет, я буду бороться до последнего, дойду до НКО, до ЦК, до тов. Сталина»175. Но он так нуждается в помощи и все еще надеется ее получить: «Прошу совета, товарищеского совета: «Что мне делать?». Я буду очень рад товарищескому совету, товарищеской руке»176.
Ознакомительная версия. Доступно 35 страниц из 175
