Кап-кап-кап…
Фёдор немного пошевелился и поймал себя на чудовищной мысли, что содержимое его головы, полной звона, не сразу последовало за этим движением. В голове всё ещё что-то плавало, но приступы дурноты, обещающие закончиться тошнотой, теперь стали слабее.
Кап-кап-кап…
Забавно, только этот очищающий душ тоже оказался своеобразной версией троянского коня. Забавно или невероятно. Кто-нибудь из монахов знал об этом? Когда они с благоговением, словно оказывают высшую милость, туго привязывали его руки к поперечинам, а голову укрепляли в чём-то, напоминающем деревянные тиски?
«Они собираются меня распять?» – мелькнула тогда дикая мысль. А потом на его голову стали ритмично падать пока невесомые капли, и он понял, что его ждёт.
Кап-кап…
Сейчас Фёдор скудно сплюнул.
– Книжные люди, – прошептал он. Губы горели, но и это теперь проходило. Он был тем, кто безмолвно затаился в чреве троянского коня. И тут не до жалоб на скверное гостеприимство. Но и этот очищающий пыточный поток…
«А тварь, засевшая в Лабиринте, догадывалась об этом?»
Конечно, нет. Там что-то другое… Но когда сильные руки монахов привязывали его кожаными ремнями под чудовищной головой быка, что барельефом выступала из стены, взгляд одного их монахов не был поражён общим религиозным экстазом. Бычья пасть раскрылась, приведённая в действие затейливым механизмом, по желобку в центре языка струились и падали капельки воды, и вот взгляд… Он так с точностью и не определил, что в нём увидел. Взгляд был жёстким, даже безжалостным, оценивающе-бесстрастным, как и положено для распорядителя подобных экзекуций, но Фёдор сумел уловить что-то ещё. Даже не холодное любопытство, а что-то более странное, похожее на тень ожидания. Фёдор понял, кто он, коренастый человек с уродливо огромной головой, прихрамывающий на левую ногу. Портрет брата Дамиана Аква описала Фёдору с поразительной точностью, но об уродливом хромом умолчала. Правда, позже о нём сообщили. Потом, посреди хмурого Пестовского моря, когда лодка уже покинула Рождественно. Сообщила та, что оказалась нарочной князя Суворова.
– Калибан, – задумчиво произнёс Фёдор. Шум в голове стихал. Время его ожидания заканчивалось.
4
Храм Лабиринта оказался огромным и запутанным, сродни его названию. Был ли он возведён на месте каких-то заброшенных катакомб или старого бомбоубежища, позже расширенного, Фёдор не знал. Но успел возблагодарить прекрасную пространственную память Аквы – всё в мельчайших деталях совпадало с тем, как указывала девочка. Безусловно, многое было построено из индустриальных обломков, фрагментов частей каких-то конструкций, но не всё. Словно это древнее чудовищное существо, обитающее в Лабиринте, само создавало всё пространство.
И Фёдор увидел капитана Льва, старого друга, и увидел, каким он стал. Сначала узнал его грозную барку, увенчанную гордой львиной головой. В ней был сооружён резной золочёный настил с узорами, которые, наверное, проще было бы считать погребальными. И на настиле, облачённый в дорогие, расшитые яркими, но столь же «погребальными» рисунками, возлежал капитан Лев. Он спал. Кожа лица, умащённого маслами и благовониями, показалась очень тонкой.
У всех лодок, даже стоящих на приколе, всегда есть курс. И только у барки капитана Льва курс был неопределим. Застряв в бесконечном Лабиринте между жизнью и смертью, нос лодки был обращён в глухую стену, где соорудили алтарь спящего. Правда, иногда там появлялось кое-что…
«Старый друг, ты всегда любил свежий ветер в парусах и был бесстрашен, порой до безрассудства. Хотел ли ты, пожелал бы себе такой участи?»
Сейчас стена была глухой, хотя коренастый уродец время от времени бросал на неё взгляды.
«Там не пройти, – сказала ему Аква. – С нашей стороны нет. Он впускает только то, что сам захочет… Я пыталась». Девочка была такой же отчаянно-безрассудной, как её отец. «Но ты умеешь делать лабиринты. Вы вдвоём с твоей Евой. Как и мой отец. Только с той небольшой разницей, – голос девочки на мгновение дрогнул, – что вы оба живы. Поэтому я и поплыла за тобой».
Снова настигло ощущение, что он находится в сновидении. Возможно, здесь, в Храме, такое место. Фёдор не особо всерьёз воспринимал все эти истории с плохими вибрациями, но заставить голову проясниться потребовало усилий. Монахи уже разместили его под бычьей мордой и туго затянули ремни. А потом Фёдор снова скосил взгляд на эту деревянную скульптуру у подножья перекладин, где его ждал очищающий душ. Могучий воин с занесённым мечом; за плечами воина в дереве искусно вырезаны лица – испуганные женщины, немощные старики, дети. Скульптура защитника, кем и были изначально капитаны. В принципе, Фёдор уже понял, что это за скульптурная композиция: золочёное дерево, пазухи крепежа – ростра, снятая с носа боевого корабля. И как он мог так обознаться? Скульптура изображала женщину с развевающимися волосами – не могучего воина! В правой руке закинутый над головой меч, левая устремлена вперёд. На плечах в складках плащ; женщина-воительница действительно закрывает собой тех, кого призвана защитить.
Старинный резчик вложил в работу всё своё мастерство – лицо женщины, на котором играли отсветы масляных ламп, казалось прекрасным.
– Гляжу, заинтересовал тебя защитник слабых? – с горделивой, но исполненной благоговения улыбкой поинтересовался один из монахов. Все другие экзекуторы смиренно сложили перед собой руки, обратив сияющие взоры на скульптуру. – Перед тобой один из Девяти капитанов. Это величайшая ценность. В ней благой свет начальных времён! Эту чудо-ростру лично, своею рукой вырезал Святой основоположник Борис.
Голову Фёдора закрепили в деревянных тисках, повернули ручку, и голова оказалась зафиксированной в жёстком, причиняющем боль каркасе. Но всё же оставалась возможность скосить глаза. Он не ошибся. Это не игра света и тени на прекрасном лице воительницы.
«Почему монах говорил о ней как о мужчине?» – подумал Фёдор.
Чудо-ростра… Но ошибки не было: только что в отблесках масляной лампы женщина-воительница улыбнулась ему. И хоть виски сковала давящая боль, сомнений не оставалось. И никакие плохие вибрации здесь ни при чём. Это был нарочный. Посыльный князя-призрака. Такой же, как мамзель Несси.
5
Это случилось на самой границе Пестовского моря, когда до входа в канал оставалось совсем недалеко. Было принято решение воспользоваться быстроходной лодкой фаворитов луны и идти на вёслах. Спутником Фёдору был назначен один из адъютантов князя Суворова, самый рослый из них.
«Береги его, – велел Фёдору князь. – Им на воде оказаться совсем нелегко. Боязно там моим чудо-богатырям. Поэтому уж, милок, давай поскорее».
И видимо, чудо-богатырь, чувствуя дискомфорт от воды, взялся за дело с такой энергией, что в какой-то момент Фёдор подумал, не стоит ли ему перестать грести. Даже лодки Дмитровской водной полиции на электрическом ходу не показывали такой скорости.
