Алекс был слишком честолюбив, чтобы отказаться. Они выбрали отдаленное от продолжающегося балетного шоу место, и Алекс улегся на паперти в финальной позе своего выступления. Паскаль сделал несколько снимков и подбежал, якобы для того, чтобы слегка поправить непокорные волосы Алекса. В его пальцах был уже зажат шприц с дозой «Волшебного сна».
Последний кадр – с мертвым Алексом! – получился лучшим из всех. И на его черных губах застыла улыбка счастья. Я подумал, что для Сони эта картинка действительно могла бы стать настоящим сюрпризом. И ведь что удивительно: именно она эту картинку и увидела первой!..
Два таинственных, волнующих и блестяще обставленных (по мнению Паскаля) убийства, перед разгадкой которых оказалась совершенно беспомощной даже полиция, успокоили его и привели почти что к гармонии с миром и своей ролью в нем. Впервые он ощущал себя творцом, по собственной воле прерывающим чужую жизнь, одновременно даря секунды блаженства своим жертвам, и это чувство вернуло ему уверенность в себе, своих силах и талантах.
Он уже готов был поставить на этом точку, вернувшись к тихой мирной жизни, как вдруг на следующий день после закрытия балетного конкурса, когда он в обеденный перерыв направился в кафе по соседству, к нему неожиданно подскочил ужасно неприятный мальчишка – Пьер ле Пе, чье выступление на фестивале никому толком не запомнилось.
Кривя тонкие губы в усмешке, сопляк торопливо сунул ему в руку записку и тут же исчез, свернув в ближайший проулок. В записке было написано следующее: «Я видел, как вы фотографировали Алекса. Вы его и убили! Если не желаете попасть в тюрьму до конца жизни, жду вас сегодня в три часа в церкви Святого Сердца с двадцатью тысячами франков».
На этот раз следовало быстро все подготовить и провести, спасая собственную жизнь. Вместо обеда Паскаль отправился домой за третьей дозой – именно тогда мы с ним и встретились, проглотив дуэтом пару куриных рулетов. Прихватив с собой шприц, дозу «Волшебного сна», а также сумку, набитую кухонными полотенцами, Паскаль пришел в церковь почти на час раньше условленного времени и занял удобную позицию за колоннадой.
Мальчишка ле Пе появился в церкви за полчаса до назначенного времени. Уверенный, что он там один, прошел до конца ряда, а когда, обернувшись, вдруг увидел прямо перед собой улыбающегося Паскаля, едва не закричал от испуга.
Паскаль с усмешкой швырнул ему сумку: «Получи свои деньги, щенок! Зачем тебе эта столь скромная сумма?» – «Я поеду в Штаты!» Мальчишка, опустившись на скамью, стал открывать дрожащими от волнения руками молнию сумки…
В этот момент Паскаль крепко обхватил его левой рукой, одновременно правой уколов в шею. С третьим танцором было покончено.
После этого Паскаль всерьез задумался: что делать с оставшимися двумя дозами? Искус использовать их был слишком велик, но в новых убийствах уже не могло быть прежнего смысла – ведь до сих пор смерть талантливых танцовщиков была его личной местью за то, что для него самого балет оставался недостижимой мечтой. Он не желал становиться банальным убийцей.
Я твердо решил, что нужно избавиться от флакона с остатками «Волшебного сна». И тут же я понял, как это сделать: мы просто отправились в горы, в Роше-де-Не, и там, с самой высокой точки, я отправил флакон в бездну. На мой взгляд, это было наилучшим решением: попади зелье в чужие руки или, еще хуже, в руки специалиста-химика, способного воссоздать дьявольскую формулу Плиса, и цепочка смертей никогда не прекратится.
Страдания, неизлечимые болезни давали бы повод отправлять людей в буквальном смысле слова на небеса, даруя в последние мгновения жизни немыслимое блаженство. Я могу с гордостью отметить, что мои три убийства по крайней мере имели смысл: я полностью отплатил великому балету, который с самого детства оставался для меня недостижимой мечтой. Теперь мы с ним квиты…
Глава 36
Самое большое на свете удовольствие – никуда не торопиться, не ломать голову над вопросами без ответов и быть совершенно свободным хотя бы в течение некоторого времени. Через пару дней мне предстояло вновь окунуться с головой в работу и привычную рутину, но пока я имел возможность сидеть в золотистых лучах вечернего солнца на набережной симпатичного городка, слушать волнующий рассказ комиссара о потерявшем свободу Паскале Венсе и наслаждаться ничегонеделаньем.
Криссуа изложил нам краткий «конспект» исповеди убийцы, после чего мы пару минут помолчали, каждый по-своему переживая услышанное, в конце концов улыбнувшись друг другу и порешив заказать еще по чашке кофе с каким-нибудь вкусным пирожным.
– В нашей жизни хочешь не хочешь, а со многим приходится мириться, – с меланхолической улыбкой заметил комиссар, когда нам принесли заказ. – Неприятные соседи или сослуживцы, работа, от которой порой болит голова, обязательства перед семьей и родными… Пожалуй, никто не может сказать, что он совершенно свободен. Главное – не делать из этого трагедии. Ведь в конце концов так мы учимся больше ценить даже мелкие радости – к примеру, этот кофе с потрясающим пирожным.
Как говорится, с этими словами было трудно не согласиться.
Уже на следующий день мы с Соней благополучно вернулись в Москву. При этом особо хочу отметить, что провожала нас до порога своего дома, как всегда, чрезвычайно энергичная и деловитая Мари Венсе. За ночь сна она вполне пришла в себя и уже с раннего утра была на ногах: когда Соня встревоженно спустилась в кухню, заслышав грохот кастрюль, то застала тетушку за хлопотами с тестом: Мари собиралась печь пирог с савойской капустой.
– Как я себя чувствую? – Похоже, она слегка удивилась осторожному вопросу племянницы. – Как всегда – прекрасно, моя милая. Но, прошу, не отвлекай меня: я пеку пирог для Паскаля. Сама понимаешь, в нынешнем положении мальчику, как никогда, необходима поддержка матери. А пирог с савойской капустой – его самая большая слабость!
Таким образом наш с Соней отъезд прошел тихо и мирно, мы не чувствовали себя предателями, жестоко бросающими одинокую несчастную мать. Напротив, похоже, Мари перекрестилась, что мы уезжаем, и отныне все свои силы она может посвятить любимому сыну.
– Бедняга Паскаль, – сделала вывод Соня, когда наш поезд на Женеву отошел от перрона Монтре. – Похоже, и тюрьма не спасет его от опеки душки Мари. Она и за решеткой не даст ему свободы от своего диктата…
Итак, мы благополучно вернулись в Москву, разъехавшись по домам: я отправился в свой домик зеленой зоны столицы, Соня – в свой, расположенный в противоположной стороне. Каждый из нас мгновенно погрузился в свою жизнь с заботами, работой и радостью выходных. Конечно, мы периодически перезванивались, встречались и с радостью проводили вместе время.
Постепенно наши каникулы в Монтре и все связанные с ними события ушли в прошлое. Но спустя почти год с лишним Соня, заскочив однажды в наш магазинчик на Старомосковской, пригласила меня отобедать вместе. Мы отправились в ближайший ресторанчик и заказали порцию роскошных отбивных. И вот тут моя любимая вдруг вспомнила то счастливое время и наших общих знакомых.
