А потом ночь превратилась в мутное утро.
Шторм ослабил свой гнев. Горан, осунувшийся от бессонного времяпровождения, выполз наружу. Из трубы показался дым, доски палубного настила снова мелко дрожали от заработавшей машины – одному Всевышнему ведомо, каких усилий стоило ее оживление механикам в сотрясающемся под ударами корпусе. С борта хлынула струя воды, накачиваемая трюмной помпой. Значит, самое страшное позади.
Услышав обрывки разговоров, Горан понял – судно не одолеет путь через океан. Капитан принял решение вернуться в порт.
К вечеру, когда вокруг выросли скалы, прикрывавшие вход в бухту Арадейса, судно потеряло ход. Пока команда лихорадочно ставила паруса, течение увело его в сторону от фарватера. Корпус подбросило, как телегу на кочке, внутренности огласились зубовным скрежетом, потом – мерзким звуком рвущегося металла.
Алекс вытащил Хелену на среднюю палубу, ближе к шлюпкам.
– Мы все-таки тонем!
– Успокойтесь. Побережье в трех шагах. Судно село на риф и не пойдет ко дну.
– Прошлым вечером вы тоже меня успокаивали...
– А вы ожидали, скажу – жизнь кончилась? С этой фразы она и вправду обычно заканчивается.
Подтверждая худшие опасения, грянул настоящий гром, палуба дернулась. Корпус развалился поперек, из лопнувшего котла ударил высоченный гейзер пара, к нему добавились струи кипятка из разлома, когда вода залила топку.
Ухватив Хелену за руку, Горан другой рукой уцепился за поручень трапа. Кормовая часть начала погружаться.
«Сейчас упрекнет, что зря успокаивал», – подумал он и повернул голову к спутнице. Она повисла на спасителе, не выпуская сундучок с покупками.
Вероятно, от скалы, вспоровшей корабельное днище, начинается обрыв в глубину. Во всяком случае, корма провалилась с ужасающей скоростью. Нос и мидель осели в воду почти до шлюпочной палубы. Парочка путешественников оказалась на 6epeiy глубоко за полночь. У девушки от пережитого потрясения случилась истерика.
Действительно, дальняя дорога чревата неприятностями. Алекс, вернувшийся в Винзор, места себе не находил. Конечно, путь до монастырей Шанхуна занимает больше времени, чем прошло за его отсутствие. Но тревожное нетерпение в ожидании увидеть Иану с дочкой захлестнули с. головой. Князь утряс мелкие дела, кое-как погасил очередную ссору между женой регента Лизией, пытавшейся восстановить влияние на мужа, и Амелией, проверил муштру гвардейцев... А потом все бросил и улетел на север.
Свободные путники останавливаются в любых придорожных заведениях, официальный герцогский эскорт непременно пользуется замками и поместьями родственников – собственных и вассалов. Князь без труда повторил маршрут гвардейцев, добрался до границы с Тибирией между Кетриком и Картахом. Увы, красный отряд проследовал в одну сторону. Прождав сутки неподалеку от таверны, где впервые услышал балладу имени себя, Алекс плюнул на доводы благоразумия. Черное крыло унесло его в края, где приземлявшийся одинокий тей подвергался нешуточной опасности.
Безрассудно? Но Иана должна была уже пересечь границу империи. Задержка означает только одно: что-то стряслось. И просто выжидать невозможно...
Он практически свалился у монастырской стены. Высокий полет над перевалом и очень редкие остановки вымотали до предела. Осень щедро намочила дождем, ветер выдувал остатки тепла – погода ничуть не сочувствовала спешащему тею.
Первый же встреченный обитатель оказался одним из верховных настоятелей. Узнав в измученном путешественнике князя, он с неожиданной твердостью потребовал, чтобы Алекс немедленно шел к ламе Кагью.
– Хорошо, – не стал упорствовать князь. – За моей супругой и дочкой должны были прилететь гвардейцы из Винзора. Они улетели?
Шанхунец отвернул лицо, и его реакция крайне не понравилась Алексу.
– Знаю... Есть проблема. Но верховный сам вам расскажет.
Вероятно, он удивился, обнаружив себя скрученным болевым приемом и с кинжалом у горла. Истощенный синьор оказался способен на жесткие меры.
– Где Иана?
– Здесь... Отпустите... С ней все в порядке... Почти...
– Что значит – почти?! Отвечай, пока жив!
– На нее напали... Я не знаю детали, – монах захрипел, из тонкого пореза на горле капнула кровь. – Пощадите... Верховный расскажет.
– Мне плевать на верховного! – вместо слова «плевать» тей употребил более энергичное выражение. – Где держат Иану?!
– В северном крыле центрального дацана... Пустите...
– Веди!
В северной пристройке, длинном двухэтажном сооружении под изогнутой двускатной крышей, Алекс налетел грудью на револьверный ствол, принадлежащий гвардейцу в красном.
– Синьор элит-офицер!
– Да... Где Иана?
– Здесь... Я провожу. Осторожно, прошу вас, у нее только ребра срослись...
Она кормила Айну. Прикрыла грудь, услышав шаги на пороге.
– Иана...
Черные глаза расширились. Набухли слезами. Прозрачная капля прочертила блестящую дорожку.
– Иана! – Он упал на колени, не в силах оторвать взгляд от ее лица, и только рука, словно живущая своей жизнью, мягко легла на пеленку Айны, продолжающей тихо чмокать. – Что с тобой сделали?
– Ничего. В самом деле! Бывало и хуже, все прошло...
Потом они долго не разговаривали. Иногда слова мешают. Просто сидели, прижавшись друг к другу, а рядом ворковала маленькая девочка, почувствовавшая невероятную волну счастья, накрывшую родителей.
Нужно ли говорить, что лама Кагью удостоился беседы лишь на следующий день.
Лицо-маска, не выражавшее эмоции более сотни лег, не сделало исключения даже для этого случая. Алекс готов был поклясться, что основное скрываемое чувство – смущение.
– Хочу надеяться, что странная история с послушником, прямо скажу –' печальная, не приведет к непоправимым последствиям в наших отношениях. Иана получила серьезные ушибы, да, но мы приложили чрезвычайные усилия по ее исцелению, сейчас она во вполне удовлетворительном состоянии, а ребенок совсем не пострадал. Джива не успел... вы понимаете, что я имею в виду.
– Не изнасиловал ее. Чего уж там прятаться за словами.
Верховный лама развел ладони в характерном жесте священников Всевышнего – все в руце божьей, возблагодарим его, чем вызвал в Алексе прилив гнева.
– И я должен кого-то благодарить? За то, что у меня нет повода спалить весь Шанхун дотла?
– Вряд ли бы это удалось, князь. И вы совершенно зря распространяете ненависть к одному человеку на всех нас.
Тей упрямо тряхнул головой.
– Не зря. И дело не в ненависти. Я не испытываю ни малейших иллюзий по поводу икарийской или ламбрийской знати. Слишком многие готовы на компромиссы с честью и совестью ради наживы, ради сиюминутных интересов. Ставку делаю на лучших, не утративших идеалы. Увы, определенные иллюзии я питал относительно приверженцев вашего учения, предполагал, что служение истине, длящееся десятилетиями, дает необходимые гарантии. Ваш Джива был авторитетным гуру в монастырях, одним из многих. То есть – моральная чистота возможна только в изоляции от соблазнов? Несколько часов в компании молодой женщины снесли начисто последствия полувекового послушания?
